Видящая подошла к Анитре, провела кончиками пальцев по животу, придирчиво подмечая любые изменения. Мрачная маска тенью легла на ее лицо.

– Готовься, вот-вот появится.

– А не рановато ишо?

Встревожено наблюдала женщина за действиями ведуньи.

– Ему лучше знать, когда пора. Ты тут не хозяйка.

– Опять мальчишка чтоль? Ох, и замучили они меня, сил нет.

Симона поджала губы, протягивая приготовленный настой и порошок из ромашки.

– На-ка, поможет успокоить вас обоих. Боль снимет. Как всегда принимай. Вот только…

Анитра благодарно кивнула, принимая кульки.

– Только что?

– Бранишь мальчонку почем зря. Крепкий будет, достойный сын, хоть и раньше положенного явится. Ругаешься, а он все слышит, от того и буянит. Давай пошепчу.

– Ой, ох, пошепчи, пошепчи уж, пожалуйста. Не думала я, что так…

Илва смотрела во все глаза, стараясь не упустить ничего, уж больно нравилось ей смотреть на врачевание Симоны. Вытянув скрюченные пальцы, та замерла подле живота.

Младенец словно почувствовал и потянулся в сторону помощи. Тихий шепот заполонил сознание Ульве, но слов разобрать не получалось. Однако через пару минут бледность сошла с лица хозяйки дома, она будто вздохнула свободнее.

– Ну все, теперь отдыхайте. И не ругай ребятенка, а то сама не рада будешь!

Когда они уходили, то маленькая помощница заметила, с какой любовью жена Ярвинена глядела на мужа и своих детей. Всё-таки многого она еще не понимала.

По пути к дому конунга Илва решилась на непростой вопрос.

– Симона, а ты почему замуж не пошла?

Брови слышащей взметнулись вверх, словно чибисы над океаном. Она даже остановилась, хотя дойти осталась всего пара миль.

– А зачем мне это надобно? Такие уж мы северные женщины. Не нужен нам мужик, чтобы себя бабой чувствовать. Руководит моей жизнью лишь один мужчина.

Пришла пора удивляться и самой Илве.

– Кто таков? Неужто и я его знаю?

Симона от души рассмеялась над детской нелепостью и непосредственностью.

– Ты пока с ним не знакома, девочка, но каждый день ходишь по его земле, под его солнцем и луной.

Девочка призадумалась на мгновение.

– Конунг Хардгерд?

Симона продолжила движение, тепло улыбаясь, а после возвела руки к небу.

– Один, моя девочка. Лишь он единственный властен надо мной. Хардгерд хороший мужик, держит Скъяльт, защищает, хоть и закостенелый, чего греха таить. Но это нам даже лучше так будет.

Илва открыла рот, чтобы спросить, что такое закостенелый, не болезнь ли какая скорчила вождя общины, как до них донёсся от его дома гром барабана. Симона напряглась и ускорила шаг, девочка старалась не отставать.

– Что-то случилось, Симона? В этот барабан стучат, только когда беда на общину опускается! Неужто стряслось чего?! Симона, что чувствуешь?

Со всех уголков Скъяльта начали сбегаться к дому конунга жители. Бросали все домашние дела и стекались на звуки тревожной мелодии. Бомг. Бомг. Бомг. Стук был мягкий, кожа по коже, но отчего-то мурашки пробегали по всему телу народа.

Подойдя к самому входу, они увидели, что Хардгерд стоит у барабана и держит незнакомого мужчину за копну кудрявых рыжих волос. Он почти не сопротивлялся, не мог, руки за спиной туго связаны коровьей верёвкой. По инструменту продолжал бить его верный помощник и младший брат – Вигге Хардгерд. Похожий как две капли воды на конунга Якоба, разве что в плечах тому немного уступал.

Оба мужчины производили неизгладимое впечатление. Высокие и мужественные, с русыми волосами по пояс, разве что у младшего, по обеим сторонам от лица заплетены две косички, и такой же кустистой бородой. Нос с горбинкой, глубоко посаженные серые глаза смотрят зорко, видят насквозь твои мотивы и замыслы.