– Да куда они денутся, найдем… – Алтанай беспечно потянулся.

– Нет, – жестко отрезал Кучум, – сейчас не время. Далеко не уйдут, но и трезвонить на весь свет о том не следует. Поняли меня?

Башлык с племянником молча кивнули, Алтанай опять тяжело вздохнул и собрался что-то ответить, но замолчал, повернув голову в сторону тропинки, где лежал мертвый кипчак. Несколько раз в лесу треснула ветка, и легкий шорох быстрых шагов донесся до них. Похоже, что кто-то торопливо пробирался тропинкой в их сторону.

Сабанак вскочил первым и, выхватив саблю, сделал несколько шагов вперед, как бы прикрывая собой хана, оставшегося сидеть неподвижно, словно он и не слышал чьих-то крадущихся шагов. Алтанай поднял легкое копье и чуть отвел руку, изготовившись к броску. Теперь-то их не легко будет взять даже десятку воинов, они умели постоять за себя и показать, на что способны в открытом бою.

Наконец, кусты раздвинулись, и на поляну ступил совершенно невооруженный старик – караван-баши, что-то торопливо бормочущий себе в тонкую седую бороду. Он едва не наступил на лежащего убитого кипчака, испуганно вскрикнул, бросившись в сторону, оступился и упал на землю, смешно выставив вперед обе руки.

Алтанай гортанно захохотал, уперев руки в бока, но не выпуская копья. Сабанак кинул взгляд на Кучума, продолжавшего неподвижно сидеть и теребить конец плетки, словно его и не касалось происходящее вокруг.

Старик поднялся с земли, подслеповато щурясь и испуганно хлюпая маленьким сморщенным носиком, отер ладони о полы халата и наконец, разглядев сидящего у костра Кучума, двинулся к нему, протянув обе коротенькие ручки вперед. Не дойдя нескольких шагов, он повалился на землю, не забыв, однако, отстранить длинные полы халата в сторону, встал на колени и торопливо зачастил:

– Всесильный хан! Прости меня старого и немощного человека! Это я виноват, я виноват во всем, что случилось. Я поверил ему, что он послан от тебя. Но потом понял, что что-то не так, и потребовал отвести меня к тебе. Тогда он ударил меня по голове, грозил, что убьет, если я не отдам ему кошель с золотом…

Кучум, не дослушав старика, нетерпеливо махнул рукой:

– Помолчи, старый пень! Кому ты отдал золото?

– Пришли двое воинов, сказали будто от тебя… – Караван-баши обвел взглядом поляну, задержался на Алтанае и продолжил: – Потребовали от меня золото, мол, ты велел принести. Я растерялся: как быть, если они в самом деле от тебя, великий хан? А потом сомнение меня взяло, а вдруг да врут они. Говорю, ведите к хану, а они… один, здоровый такой, как треснул меня по голове, и все. В себя пришел, слава Аллаху, жив вроде. А кошеля нет… Вот и побежал к тебе.

– Чурбан старый! Да как ты мог поверить, что я среди ночи отправлю каких-то паршивых оборванцев за золотом?!

Старик, не вставая с колен, прикрыл обеими руками голову, выражая тем полную покорность и смирение. Вся его поза говорила о том, что он готов принять смерть как должное.

Кучум вскочил с земли, подошел к караван-баши, ткнул его концом сапога.

– Ты видел, куда они побежали?

– Как я мог видеть? Я лежал полуживой и ничего не видел, не слышал. Но мой мальчишка слуга проснулся и выследил их…

– Говори, где они!

– Они бросили коней и сели в лодку. Куда потом поплыли, он не знает. Верно, на ту сторону реки.

Кучум и Алтанай переглянулись, без слов поняв друг друга.

– Ладно, – проговорил Кучум, – если бандитов не изловят, то тебе придется распрощаться со всеми товарами, они пойдут в уплату вместо тех золотых монет, что ты прошляпил.

– Светлейший хан, да разве моя в том вина?! Сам не знаю, как и жив остался. И товары не мои, то добрые люди мне доверили. У меня, кроме ишака, ничего своего и нет, да вот разве халат рваный…