– Ты что начальник, с больной головы да на здоровую грузишь, какое к чертям лечение, какие наркотики?

– Селиверстов, выйди-ка на минутку, мне с этим типом нужно переговорить тет-а-тет.

Когда они остались одни, полковник набросился на Сечина со словами:

– Слушай ты – фекалия приблатненная, или как там тебя еще кличут, – «Мутный», превращать колонию в наркобардель по твоей милости я не дам.

Сечин приоткрыл рот от удивления и вытаращил глаза и даже не пытался возразить. Портников открыл папку и положил напротив него документ.

«ЗАЯВЛЕНИЕ»

Я, Сечин Николай Григорьевич, имеющий кличку «Сеча», являюсь блатным в отряде №9 и, пересмотрев свои взгляды на жизнь, твердо заявляю, что готов отойти от преступного прошлого и твердо намерен встать на путь исправления. Подтверждаю свое согласие помогать (тайно) представителям оперативных частей колонии в выявлении нарушителей дисциплины и лиц, пытающихся совершить преступные деяния. В целях конспирации выбираю себе псевдоним «Мутный», которым буду подписывать свои сообщения.

Подпись: Сечин Н.Г.

Взял подписку оперуполномоченный ИТК-2 Капитан внутренней службы: Громов.

02.03.1986 г.

– Твоя подпись? – спросил Портников.

– М… моя, – еле слышно, промычал сконфуженный Сечин.

– Что будем делать дальше, Селиверстова позовем или без него решим вопрос?

– Без него, гражданин начальник.

– Хорошо, тогда я хочу услышать, кто тебе передает наркотики и спиртное.

– Я не знаю кто, все это я нахожу в тайнике.

– Послушай, Сечин, ты еще не родился, когда я десятки вот таких «супчиков» вывел на чистую воду, так что давай начистоту, или… – Портников кивнул на дверь, будто хочет позвать Селиверстова.

– Нет, нет! Это все Громов. Он надавил на меня, я же его агент.

– Твой отец тоже замешан, это он передает наркотики Громову?

Сечин утвердительно кивнул.

– Когда ты успел стать таким?

– Каким?

– Негодяем и ничтожеством. Ты ни разу не задумывался, сколько людей загубил наркотиками? Ты что думаешь, вот так всю жизнь и будешь злодействовать. Когда то же нужно остановить тебя. А давай я все твои художества, вплоть до подписки, вскрою, как нарыв перед всей колонией.

Сечин, как затравленная крыса, испуганно заводил глазами. Портников продолжал:

– Ты думаешь, я ничего о тебе не знаю. Да мне каждый твой шаг известен, но я в отличие от майора Громова не кровожаден и у меня нет особого желания держать тебя на оперативном крючке. Хочешь помочь себе?

– А что нужно сделать?

– Человеком стать! Во-первых: ты откажешься от приема наркотиков и пройдешь курс лечения от зависимости, во-вторых, ты больше не будешь участвовать в жизни блатконтингента, потому что сам понимаешь, после такого заявления, ты обязан встать на путь исправления и, в-третьих, ты пойдешь в наше ПТУ и приобретешь специальность, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Ты готов к таким переменам?

– Вы никому не расскажете обо мне?

– Выполнишь все условия, и можешь быть уверен, я даю тебе слово офицера, что на твоих глазах порву этот документ, в противном случае я вывешу его на информационный щит. По рукам?

– Я попробую.

Портников протянул ладонь. Сечин в изумлении подал свою руку, и они закрепили договор рукопожатием.

Василий Семенович открыл дверь и пригласил Селиверстова войти в кабинет.

– Проводи его в санчасть, а то ему плохо, кажется у него «ломка» начинается, я позвоню начальнице и предупрежу ее. А с твоей стороны я хочу получить заверение, что ты не будешь предъявлять ему свои претензии.

– Не стану, если он не завяжет блатовать не по делу.

– Сечин, что скажешь? – обратился к нему полковник.

– Я согласен.

– Ну, вот и все. Считаю вопрос закрытым.