– Не беспокойся ради нас, Никоклес. Мы просто зашли немного с тобой потолковать.

Видимо, что-то прозвучало не так. Задетый за живое, Никоклес засуетился еще пуще; он вознамерился предстать на должной высоте и надавал женщинам тьму противоречивых распоряжений. Наконец предложил нам сесть на скамьи, впопыхах чуть оттертые от грязи.

– Чем я обязан чести твоего посещения, дорогой Сократ? – спросил он с церемонностью, которая тотчас придала ему уверенности: он еще помнит правила гостеприимства!

– Насколько я понимаю, – заговорил Сократ, – у тебя до сих пор нет новостей о Пазеасе?

При звуке этого имени старик вздрогнул и застыл. Очевидно, оно было его наваждением и обитало в его снах – он выкрикнул его, едва пробудившись, – но он совсем не привык слышать его от других. Он очнулся и хрипло спросил с надеждой в голосе:

– А ты о нем что-то знаешь?

– Увы, нет, Никоклес.

Глаза старика наполнились слезами. На этом помятом лице чувства сменяли друг друга быстрее, чем на личике ребенка. Обернувшись к нам с Дафной, он поведал нам голосом, дрожащим от гордости:

– Пазеас, мой сын, такой храбрый мальчик… Да, такой храбрый мальчик! Самый лучший из всех!

Мы с Дафной машинально покивали, а он воодушевленно твердил:

– Такой храбрый мальчик. Такой храбрый. Истинная правда.

Сократ прервал его:

– Никто из наших послов ни в одном из городов не напал на его след. Никоклес, пришел тебе срок признать, что он уже не вернется.

– Но послушай, Пазеас не мог погибнуть в бою! Иначе мне принесли бы его тело.

– Да он и не мог участвовать в войне, ему ведь не было шестнадцати.

– Почему бы не порыскать в Спарте? Как я слышал, были ведь первые столкновения со спартанцами? Наверняка он у них в плену.

– Спартанцы не обременяют себя пленниками, они их убивают.

– Значит, они оставили его в живых! Конечно, включили его в свое войско. Такой храбрый мальчик.

Он твердил имя Пазеаса и повторял одну и ту же фразу. И заливался слезами. Сократ взял его за руки:

– Наши спартанские шпионы до сих пор ничего о нем не слышали. Твой мальчик пропал четыре года назад, и я тебе сто раз говорил, что надо примириться с его смертью. Если бы он был жив, он нашел бы способ подать тебе знак. Он так любил вас обоих, Исмену и тебя. Такой храбрый мальчик…