– Кавалерия! Темноводье явилось! – кричали бирлонцы с воодушевлением.

Лафрант поднялся на ноги и последовал навстречу гулу. В лагере повсюду витали уныние и боль, но, чем дальше он продвигался, тем более заметным становилось всеобщее оживление. И причина была стоящая. К холмам приближалась армия Темноводья. Не менее десяти тысяч пеших воинов в остроухих шлемах, похожих на головы собак, и около трех тысяч конных с забралами, выражающими полное безразличие. За ними двигалась колонна из повозок с припасами. Лафрант хотел улыбнуться, но боль остановила его. Бирлонцев на ногах осталось не более десяти тысяч, тогда как гроссов никто не пытался считать. Это было невозможно, так как они постоянно изменяли построение, убывали и прибывали обратно в свою орду. Но, судя по гулу, что они издавали, и той легкости, с которой они разбили бирлонцев, можно предположить, что их количество превышает численность людей раза в три. Теперь же расклад сил изменился.

«Нужно пробиться обратно к Бирлону!» – решил Лафрант.

***

– А как же отец? Как он спасся? – перебил Ирон, рассматривая до сих пор сохранившийся жуткий шрам на лице Лафранта.

Тот потер увечье.

– О, он смог. Немногие из той части армии уцелели, но они никогда не рассказывали о том, что видели. Я пытался разговорить хоть кого-то, но им словно отсекли языки. Брайан и Карг уходили от разговоров, дескать, тайна Академии и короны. От меня-то тайна? Вэлиант при любом упоминании тут же уходил в себя. Ему не меньше, чем остальным хотелось отделаться от тех событий. И я перестал спрашивать.

– А что Эраз? Ты же практически правая рука короля, – незамедлительно напомнил Ирон с явным сомнением в голосе.

Лафрант не стал кривить душой.

– Я – верный защитник его величества. Однако, при всем доверии, есть случаи, когда он предпочитает оставить истину только себе. Я знаю нашего короля, как облупленного, но порой мне кажется, что в нем уживаются два совершенно разных человека.

Лафрант пожал плечами, уставившись на дно кружки.

– Почему ты не избавился от шрама за столько лет? Я бы мог избавить тебя от него в одно мгновение, – предложил волшебник, протягивая ладонь.

Командир отстранился и натянул улыбку.

– А чем тогда я буду хвастаться перед молодняком? К тому же, шрамы украшают мужчин.

Попытка обернуть все в шутку была неудачная. Лафрант уже слишком много выпил, чтобы мастерски скрывать свои эмоции. К слову, он никогда толком и не умел их скрывать. А собеседником был не обычный человек. Горящие синевой глаза увидели бы сквозь ложь в любом случае.

– Это напоминание, – утвердительно произнес Ирон, опуская руки на стол.

Лафрант сделал вид, что не услышал его, и приложился к кружке.

– И все же, как вы с отцом снова встретились? Вы пришли им на помощь? – вернулся к теме волшебник.

– Нет, не так. Графиня прислала нам отличное подкрепление. Не только людей и конницу, но и боевых псов, таких огромных, в доспехах, видал таких? Мы смяли армию гроссов в тот славный день. Эти твари не ожидали удара конницы и своры собак. Они запаниковали и стали легкой добычей. Отыгрались мы на них тогда. Затем вернулись к Бирлону, чтобы снова испить из бочки отчаяния.

Ирон незамедлительно понял, о чем идет речь.

– Осада, – сказал он, снизив голос, чтобы не портить настроение остальным посетителям таверны.

– Осада, – подтвердил Лафрант.

Этой мрачной странице в истории Бирлона не требовалось объяснения. Достаточно было просто произнести «Осада», не уточняя какая, чтобы любой горожанин тут же подумал о ней. Бойня, что стоила половины города, до сих пор оставалась одновременно символом стойкости народа и бесконечной ненависти к гроссам.