О Большом Беге рассказывала «Легенда о рождении мира», точнее ее вторая часть. Сухой язык исследователя пропадал без следа, сменившись цветастым повествованием, полным двусмысленностей, идиом и иносказаний. Легенда описывала путь Дара к Первоисточнику жизни, спрятанному в центре Долины шести врат. Согласно легенде, едва ступив в пределы Долины, Дар перешел в мир скорее духовный, чем физический, и, последовательно проходя все шесть врат, оставлял за каждым, ненужную часть своей души, мешающую акту первородного создания мира. Четверо ворот миновал он, оставляя за каждой часть себя, и лишь двое последних врат отворились без принесения жертв. Каждые ворота носили свое имя, в соответствии с той частью души, что сбросил герой, проходя через них. Это были Врата Любопытства, Врата Корысти, Врата Любви и Врата Предательства. Двое последних врат назывались Врата Злости и Врата Сожаления. Проникнув в середину долины, Дар обрел зерно созидания. Затем начался Гон – последний этап сотворения мира, в результате которого зерно было посеяно и герой, освободившийся от его тяжести, отправился прямо на солнце, откуда он поныне смотрит на деяния своих потомков.

***

Дин спал и видел сон: он участвовал в Гоне, волшебным образом исчезнувшая во сне стена Небесных Хранителей, больше не преграждала пути к городу, и Народ снова состязался со своими древними врагами – песком, солнцем и скользящими вдалеке серыми тенями охотников.

Ритм, ритм, ритм. Дин был в голове первой тройки, место, которое он должен был заслужить вместе с венком из рук Изы, место желанное, почетное и столь же непредсказуемо опасное. Манящее и жалящее самолюбие молодого бегуна. За плечами его висел туго сжатый ремнями рюкзак, в котором, с соблюдением всех ритуалов, был тщательно упакован Росток жизни племени. Рюкзак не тяготил, наоборот, придавал уверенности и смысла всему Гону. В руке Дин держал длинное тонкое копье народа, название которого переводилось с древнего языка как «Шанс». Этим копьем он сразит одного из охотников, если останется последним в своей тройке. Когда останется.

И, в то же мгновение, как это иногда бывает во сне, он понял, что остался последним. Три тройки, положенные установлением, сгинули в песках, давая ему шанс принести жизнь Народу. Он мчался изо всех сил, как будто окрыленный, мчался быстрее ветра, летел, не касаясь песка. Он знал, что успеет, приметы местности много раз заученные им указывали на скорый успех.

Шелест песка сзади говорил, что охотники уже близко, они и должны были приблизиться на расстояние прыжка. Охотники были глупы и нападали на все, что попадалось им в пределах их охранной полосы. Вкус и запах крови приводил их в неистовство. Стоило сразить одного из них копьем – вся стая останавливалась и разрывала на части своего раненного товарища, чтобы укрепить свои силы и утолить голод его кровью и мясом, а затем продолжала погоню.

Только в этот раз добыча им не достанется, Дин был слишком близок к границе охранной полосы – вдали уже виднелись городские стены. К тому времени как стая продолжит погоню Дин должен уже рыскать вдоль стены в поисках хитрых лазов, которые устраивали свои люди в городской страже, для бегуна, успешно завершившего Гон. Обратный путь к венцу славы и почестей его ожидал в составе торгового каравана, в окружении вооруженных горожан, когда он въедет верхом на улицу деревни, спасителем и благодетелем Народа. Его будут помнить и чтить три, а может и четыре поколения, вплоть до следующих успешных Большого Бега и Гона. Сейчас все зависело от одного единственного броска. Броска, который отработан тысячами, миллионами бросков во время долгих и упорных тренировок. Бросок, механику мышц которого тело могло воспроизвести в любое время и в любом состоянии, движения, которые впитались в нервы, мышцы, кожу и кости. Движение, которое не может не получиться. Дин слышал, как шелест песка приблизился к нему еще немного, уже почти на дистанцию прыжка и изготовил копье, прижав древко к предплечью, ощущая локтем мягкое прикосновение полированной древесины.