Воспоминания об этой беседе были не такими резкими, но более живыми, сильными.

Она встретила его за хижиной Уны, у ямы отходов. Она только что вынесла что-то из хижины знахарки и, завозившись около ямы (случайно ли?), встретила его. Он принес мешок старых рукописей, превратившихся в труху. Еще несколько лун назад они с учителем очень осторожно разобрали каждую и перенесли все знаки и рисунки, черточка к черточке, на новый пергамент. Теперь эти рассыпающиеся хранилища древних знаний превратились в обычный мусор. Дин нес нетяжелый, но очень объемный мешок так, что ничего не видел перед собой. По пути он думал о превратностях судьбы и времени, превративших бесценные сокровища знаний в горстку ненужной пыли.

И прямо посреди высоких мыслей столкнулся с Изой. Причем столкнулся в полном смысле этого слова – она едва не упала, он уронил свой мешок на песок.

– Ой! – он узнал ее и застыл в полной растерянности. Она стояла так близко, как никогда раньше, и у него перехватило дыхание.

Она слегка наклонила голову, от чего ее голубоватый хохолок смешно качнулся, и посмотрела на него: – Не ушибся?

– Нет, – он сглотнул сухим горлом. Что-то надо было говорить, но слова просто не формировались у него в голове.

– Ты ведь Дин, верно? – она наклонила голову в другую сторону, как будто рассматривая его с разных сторон, –  Уна говорит, ты повредил ногу прошлой луной?

– Да, – ответил он, чувствуя себя полным идиотом, но не в силах прибавить что-то еще.

– Что ж, я надеюсь, она у тебя заживет, ведь скоро весенний бег, – сказала она, игриво улыбаясь ему и, слегка проведя своей рукой по шерсти у него на плече, убежала по тропинке.

– Пока! – крикнула она ему, обернувшись, шагов через десять и снова улыбнулась. Еще несколько минут Дин боролся с оцепенением, затем провел рукой в том самом месте, где к нему прикасалась ее рука, и его бросило в жар.

Воспоминания об этом прикосновении до сих пор действовали на него так же. Он завозился в своей койке, скинул с себя одеяло. Металлическое волокно кровати издало скрип, особенно громко прозвучавший в тишине, опустившейся на казарму. В то же мгновение, соседи по койкам тоже заворочались, их кровати заскрипели, кто-то вздохнул во сне, или даже что-то пробормотал.

Окружающие звуки помогли Дину вернуться к реальности, сбросить с себя тень воспоминаний. Ему нужно было решать, что нужно делать сейчас, в этом времени и в этом месте. И решать, основываясь на этом новом знании и новом понимании своей роли.

Темная волна снова поднялась у него внутри, но теперь она была окрашена еще и в ярко алые цвета – цвета гнева и ярости. Усилием воли Дин подавил в себе эту волну, и она ушла куда-то на край сознания.

– Подожди, – сказал он ей, – твое время придет.

Ночная тьма сменилась серым утренним светом, и Дин понял, что впервые в своей жизни пропустил утренний бег за солнцем.

***

Марк снова был озадачен.

– Это случилось месяц назад?

Холодов замялся, – Да, я направил все бумаги, как только закончил служебную проверку.

Он с досадой хлопнул рукой по столу, – Понимаете, беда никогда не приходит одна, и, главное этих двух олухов, новеньких, я еще понимаю – романтика, там, непознанное… а вот куда понесло Польского? Он же кадровый офицер, я его лично подбирал, он у меня почти три года служил… – Холодов потер переносицу.

– И вы доложили об этом только через месяц? – Марк снова посмотрел на полковника.

– Нет, все как положено, – Холодов полез в папку, извлек лист со штампом телеграфного узла: сводку отправили незамедлительно, а все материалы – по окончании проверки.

– Мне не попадалась эта сводка, – Марк нахмурился, – Да, понимаю, перебои со связью…