Где тут ошибка, а где искусство?
Чья поведёт за собою поступь?
Где сторона куда сердцу нужно?
Никто не скажет! Никто ж не видит!
И если путь ваш ругают сложно,
То знайте, прав тут никто не будет!

«При дворе Шута искали…»

При дворе Шута искали:
Сам король позвал Шута.
Коридорами, садами,
У беседки, у пруда
От Шута нет и следа.
Между тем, в стогу, за замком
Он грустил в соломе тяжко,
Лепестки срывал с ромашки
Тяжкой думою объят.
Догадалась? Нет ли? Знает?
Промолчит или загубит?
Знает! …Голову отрубят…
Нет, повесят! Четвертуют!
Ох, ну точно же казнят!
Смерть пусть будет красным маком
Жизнь – простою как ромашка.
Рассужденья по-дурацки,
С головы он Шут до пят.
Но допустим, он решает
Промолчать. И тихо любит,
Но страданья – саранча.
И ромашку полевую
День за днем они сточат.
Красный мак манит, дурманит,
Краткий сон – его судьба,
Расцветёт и тут же вянет.
Дар его обманом станет,
Будто не был никогда.
Сочетать бы с маком браком
Жизни цвет его ромашки —
Детки были бы милашки,
Сердце сном могли б унять.
Но где видано доселе,
Чтобы мак с ромашкой сеять?
Мак с ромашкой разных семий,
Тот, кто смог бы – стал бы гений,
Смерть и жизнь не сочетать.

«Слышишь? В синем ночном плену…»

Слышишь? В синем ночном плену
газовые котлы дышат.
Спят печально сараи. Слышишь?
Греют морозом свою тоску.
Слышишь? Старые колья оград
Хрипло ворчат в профиля заборов,
В те, что работу у них забрав,
Отгородились устав от споров.
Слышишь? Молчит изразцовая печь,
И, навсегда заслонки утратив,
Слушно хранит самурайский меч,
Тысячелетья за миг потратив.
Слышишь? Сдвигаются берега,
Соединяя вино и воду.
Выпарить можно их на свободу,
Только нет надобности пока…
                                    ***

…там, на орбите солнца, как свет, несётся невидимая река, стылый след от солнца, она в себя впитает всё, что приблизится, перерождает в невидимой своей кузнице, чёрных эмоций за день скопилось много, я полечу туда…

…я знаю дорогу…


…там, на орбите солнца, нет сил собраться, надо бороться, ведь надо ещё вынырнуть, или меня внесёт прямиком в солнце, там не выжить, а лишь…

…нутром выгореть…


там, по орбите солнца, ныряю рыбкой, с бешеной скоростью в волны реки зыбкой и вымывают воды реки нитро, всё, что собралось за день, ко мне прилипло, я прилетаю назад в города смога и понимаю, что…

…я была у Бога…


…он смотрел в меня глазами большими, ясными и не видел зла…

…только прекрасное…

«Через час рассвет…»

Через час рассвет…
Улетает мгла…
Как бы душу греть?
А она могла…
Налетела в сон,
Обняла собой.
Может быть сезон?
Или мысли сбой?

«Я твоя Муза, а ты мой ночной кошмар…»

Я твоя Муза, а ты мой ночной кошмар.
Ты музоед, что годами крадётся вслед,
Тенью в углах наблюдающий в тишине,
Жарким огнём прогорающий на углях.
Я твоя Муза, я знаю тебя всего:
Счастья секунды и беды в грядущих днях.
То, что случайно рассыпал ты при луне:
Все твои чёрные помыслы, тайный страх.
Я твоя Муза, так ты меня береги:
Неосторожно задуешь надежды свет,
Будешь ты слепо скитаться в огромной тьме.
Вот и погибель твоя у меня в руках.
Я твоя Муза, а верить не хочешь – не верь.
Душу подаришь за веру, тебе ль не знать?
Только со мною ты сможешь душой дышать.

«И пело дерево, устав молчать листами…»

И пело дерево, устав молчать листами,
Рассеяв марево, круша туман пластами.
И ело дерево, с земли взгоняя соки,
Поймав заветный луч, короною высокой.
Внутри себя, себя же растревожив,
Раскрыв до звона лиственную кожу,
В поры вбирало с жадностью пыльцу,
Растя в короне почки по кольцу.
А тишь, звеня, играла оду в ветках,
А тень, маня, на почве редкой сеткой,
И лишь, поняв слова весенней оды,
Им отвечала радостно природа,
Прислав ветра, насытив их томлением,