Ветер действительно поменял направление. Дышать стало легче.

– В это время чаще дует северный, – с оттенком грусти, будто вспоминая о каких-то светлых моментах жизни, произнёс Карен.

Юна опять кивнула головой.

– Сиди тут, в тени, – приказал он и встал с подножки.

Ходил он по брошенным домам недолго. Вернувшись, о результатах не сообщил. Только посмотрел на свою спутницу, помахал рукой и ушёл снова – в ту часть оазиса, которая хранила жуткую тайну.

Юна забралась в джип и легла головой на руль. В привычном запахе автомобиля ей почудился запах потерянной цивилизации. Она понимала, что если Карен вернётся с «пустыми руками», то через два или три дня они умрут. Вероятно, это будет болезненная смерть. И не лучше ли им тогда напиться колодезной воды? В худшем исходе – та же смерть. Разумеется, и она болезненна, но всё закончится быстрей. И не будет этой мучительной жажды, которая вызывает страшную головную боль и отнимает голос.

Она рассуждала о собственной жизни и смерти спокойно и отстранённо, будто это не жизнь, а игра – да, жестокая, но всё же не настоящая. А истинная жизнь казалась Юне неуничтожимой. Страшна была не смерть, а её болезненность.

Мысли стали путаться. Началось противное жжение в горле.

Промаявшись несколько минут, она заснула. Её сон был неспокойным – Юна беспричинно вздрагивала, то подкладывала под голову руку, то сбрасывала её, и в конце концов съехала с руля. Удар лбом о приборную панель разбудил её. Она открыла глаза и увидела Карена. Он шёл быстро, заложив руки в карманы, и смотрел под ноги.

То, что никаких обнадёживающих вестей он не принёс, было понятно сразу; однако какая-то неуловимая «мелочь» – вероятно, не затронутые скорбью глаза – заставили Юну снова поверить в возможность чуда.

– Я нашёл второй колодец, – охрипшим голосом произнёс он, по-прежнему глядя в землю. – Там… короче, там сожжённые дома, два сгоревших автомобиля, а на доске возле колодца нацарапано слово «смерть». И тот же белый порошок. Трупов нет, но запах есть. Где-то неподалёку захоронение. Дальше идти я не отважился. Как раз оттуда доносился вой гиен.

– А почему их сейчас не слышно? Или они воют только ночью?

– Сдохли, – резко ответил Карен.

– Почему?

– Потому что съели заражённых мертвецов.

– А мы? – беззвучно пролепетала Юна.

Он, наконец, поднял голову:

– Ты допьёшь воду. А я…

– Нет! Только поровну!

– Ты допьёшь воду. А потом мы отправимся на работу. Когда я увидел слово «смерть» и понял, что надеяться больше не на что, мне пришла в голову одна идея.

Карен сунул ей в руки бутылку, в которой оставалось как раз «на донышке», и направился в ближайший дом. Юна медленно допила остатки тёплой, почти не ощущаемой воды.

Почему-то быстро побежало время. Ей казалось, что всё ещё продолжается утро, что здешние расстояния – мелочь по сравнению со вчерашним переходом. И вдруг, оторвав взгляд от земли, она увидела солнце в западной части неба!

Ещё больше Юна удивилась, встретив Карена со стопкой полиэтиленовых мешков.

– Забери всю посуду – и за мной! – приказал он.

В её охапке уместились шесть больших мисок и четыре пиалы. Она догнала Карена возле крайних – с западной стороны оазиса – пальм, за которыми начинались дюны. И, увидев, что он распарывает ножом мешки, сразу поняла замысел.

До начала сумерек они вбили в песок больше двух десятков кольев в два ряда, соединили их бечевой, найденной в том же доме, – получился большой вытянутый прямоугольник – и навесили на бечеву распоротые мешки так, что одной стороной они почти касались песка, а другой возвышались над ним на три-четыре ширины ладони. Для нижних частей Карен придумал суженный створ кольев, отчего собиратели росы стали выглядеть как желоба. Под желобами дети вкопали пиалы и миски.