Генри приоткрыл глаза, простонал что-то неразборчивое и потерял сознание.

– Ты хочешь отпилить ему ногу? Мне придется помогать с ампутацией здесь? – склянки в собранной Ребеккой сумке громко звякнули, выдав нарастающее волнение Аластора.

– Человек может ноги лишиться или даже умереть, а ты переживаешь как бы во время операции в обморок не грохнуться? – Ребекка сухо усмехнулась. – Да нет, она мне дома понадобится, поэтому решила заранее спросить, чтобы потом не разыскивать.

Лесорубы закончили с ловушкой и девушка, отвлекшись от изучения ноги, повернулась к Аластору.

– Передай мне «Медвежий тумак», ты ведь помнишь, как он выглядит? – хитро прищурившись, спросила она.

Аластор принялся рыться в сумке, собранной как раз для этого экстренного случая, так что пузырьков в ней было не так много. Мужчине хватило нескольких секунд на поиск нужного лекарства.

– Держи, – он протянул пузырек в окровавленную руку.

– Хах, а я ведь спрашивала! Ты ведь не хочешь заставить его заблевать тут все? Это «Жабий поцелуй». Выведет яд из организма так быстро, что моргнуть не успеешь, – девушка наклонила голову и усмехнулась.

Рабочие, окружавшие их, зароптали громче. Человек умирал от потери крови, а доктор, вызванный для скорой помощи, веселился и подшучивал над ассистентом. Лесорубы не настолько уважали Ребекку за её умения, чтобы спускать подобное поведение.

Кажется, её крайне забавляло волнение Аластора, который яро искал «Медвежий тумак»:

– Чёрт, вот же он! – нужный пузырек лежал на самой глубине сумки и оказался той же формы, но с жидкостью другого цвета.

– Теперь то, что надо! – Ребекка, не мешкая, выдернула пробку зубами и влила в рот Генри густую синюю жижу. Тот слабо дернулся, и его лицо слегка порозовело. – Промывай ему раны, будем шить и бинтовать.

Аластор щедро обработал раны пострадавшего медицинской водой, а Ребекка к этому моменту вынула из сумки иглу и вдела в нее нить.

– Ну что ж, приступим, – бодро заявила она и игла стремительно замелькала, превращая глубокие рваные раны в аккуратные линии швов. Рабочие завороженно смотрели на ловкие руки Ребекки и вроде бы даже забыли о своём недовольстве.

Аластор в это время смиренно готовил бинты, обрабатывая их медицинской водой и периодически сам прикладываясь к фляжке, чтобы унять дрожь в руках. Спустя час нога Генри была окончательно заштопана и забинтована. Опасность отступила, так что Аластор с Ребеккой собрали вещи и отправились в сторону её дома, не забыв огласить друзьям Генри цену за спасение его жизни. Услышав сумму, лесорубы начали гневно переговариваться, но целительница с вынужденным помощником уже покинули их.

– Не думаешь, что тебе стоит быть более сдержанной? Они ведь могут быть опасны, – после живительной фляжки Аластор чувствовал себя значительно спокойнее и снова завел вечный спор. Каждый раз, когда ему приходилось работать с пациентами под началом Ребекки, мужчина удивлялся её неумению или нежеланию проявлять хоть какую-то малость сострадания.

– Ты же знаешь, я так не могу, – улыбнулась Ребекка и раскинула руки. – Мне плевать, что они думают. Я делаю свою работу так, как считаю нужным.

– И делаешь лучше всех, – согласился Аластор, не желая в очередной раз приводить аргументы, которые его собеседница в очередной раз проигнорирует.

Он потряс фляжку с медицинской водой, которой после операции осталось не так уж и много, и далеко не вся ушла на обработку ран и бинтов, и бросил косой взгляд на девушку.

– Но все же. Даже мне – человеку, знающему тебя, наверное, лучше всех остальных жителей деревни, иногда не по себе.