Так или иначе, вне зависимости от его убеждений, жуткий крик и неожиданная смена цвета пламени выглядели как самый настоящий колдовской ритуал прямиком из страшных рассказов, которыми любил пугать Аластора один из стариков-библиотекарей, когда Кассандра брала сына с собой на время работы.

Мужчина снова огляделся.

«Вот ведь чудесный день, чтоб его!»

Луна вышла из-за облаков, и наконец стало возможно хорошо осмотреть поле битвы: вокруг лежали тела павших, а у домов, где мерцал огонь, виднелись странные силуэты. Они передвигались рывками и не слишком походили на людей.

Но главное, что понял Аластор осмотревшись – не только огонь стал синим, но сам свет, струившийся от луны, принял сапфировый оттенок. Со стороны силуэтов вновь послышался крик, постепенно сменившийся воем, а потом утробным ревом. За ним ещё один, и ещё.

«Кажется, пора забыть о предосторожностях и двинуться к комиссару» – мужчина начал подниматься, как вдруг в голове вместе со вспышкой боли сверкнула мысль – «Ребекка!»

– Проклятье.

«Она живет на восточной окраине Абеллайо, значит придется направиться в сторону пламени, а потом свернуть направо. Вот ведь проказа!» – мысль о том, что может произойти с одинокой девушкой в такое опасное время, была невыносима.

Воспитание, полученное от матери, и развитое чувство справедливости не оставляли мужчине выбора. Тихо ругаясь сквозь зубы, Аластор перебежал от одной изгороди к другой и со всеми предосторожностями направился к дому Ребекки. Он хорошо знал эту часть деревни, поэтому сократил путь, пройдя через прорехи в нескольких изгородях, и уже на подходе к дому резко остановился, услышав хриплое, рычащее дыхание и тяжелую поступь.

Затаившись за изгородью, Аластор слушал медленные шаги и прерывистое порыкивание. Такие звуки вряд ли мог издавать человек, поэтому мужчина решил аккуратно выглянуть за угол изгороди. Любопытство пересилило страх, но Аластор тут же пожалел об этом.

То, что предстало его взгляду, напоминало человека лишь в общих чертах. Существо шло на двух ногах, изредка припадая к земле и принюхиваясь. Аластор судорожно сглотнул и по его виску скатилась капля пота. Ужас запустил свои холодные пальцы в саму душу мужчины. Все чувства говорили, что нужно бежать, но он не мог оторвать взгляд от монстра.

Руки отродья разительно отличались друг от друга: одна вполне человеческая, вторая же – в полтора раза длиннее и массивнее, с длинными когтями и покрытая шерстью, явно звериная. Морда монстра отдаленно напоминала собачью или волчью, а спина бугрилась странными наростами и искривлялась дугой, словно он стоял на коленях, молясь кому-то или чему-то, и больше не мог разогнуться. Его глаза горели синим огнем, и, взглянув в них, Аластор медленно выдохнул, осторожно возвращаясь за изгородь. Но он не успел скрыться и существо уставилось прямо на него. Водоворот ненависти и насилия плескался в глубине мерцающих глаз, гипнотизируя и ослабляя волю мужчины.

Монстр закряхтел, и огромная пасть, полная кривых зубов, со свисающей до самой земли веревкой слюны, растянулась в безобразной ухмылке. С неожиданной для своего размера и внешней несуразности быстротой он рванулся к Аластору.

«Вот и конец мой…» – в голове Аластора промелькнули мысли о матери, о надеждах и планах, которые трещали по швам, растоптанные уродливым монстром – «Говорил отец не соваться в эту глушь».

Мужчина оглянулся в поисках оружия и схватил показавшуюся крепкой ветку. В тот момент, когда существо находилось почти на расстоянии вытянутой руки, Аластор изо всех сил взмахнул своей импровизированной дубиной, и искаженный собачий визг известил его о попадании. Впрочем, он быстро сменился рычанием, и монстр сбил мужчину с ног ударом могучей звериной лапы. Аластор попытался заблокировать удар веткой, но та с треском разлетелась, частично защитив его от когтей. Чудовище склонилось над ним и прохрипело: