Индейцы достигли подножия лестницы. Фигура огромного вожака замаячила в дверном проеме коридора, и ноша со зловещим стуком упала с последней ступеньки на пол. Последовала минутная пауза, пока я видел, как индеец повернулся и наклонился, чтобы помочь своему товарищу. Затем процессия снова двинулась вперед, вошла в комнату слева от меня и начала медленно обходить стол с моей стороны. Вожак был уже позади меня, а его спутник, волочивший за собой по полу ношу, неясные очертания которой я смутно различал, был точно передо мной, когда кавалькада остановилась как вкопанная. В тот же миг, со странной внезапностью грозы, плеск дождя совсем прекратился, и ветер стих в полной тишине.

На пять секунд мне показалось, что мое сердце перестало биться, а потом случилось самое худшее. Двойная вспышка молнии осветила комнату и ее содержимое с беспощадной яркостью.

Огромный индейский вождь стоял в нескольких футах от меня справа. Одна нога была вытянута вперед в процессе совершения шага. Его огромные плечи были повернуты к его спутнику, и во всей их великолепной свирепости я видел очертания его черт. Его взгляд был устремлен на ношу, которую его товарищ волочил по полу; но его профиль с большим орлиным носом, высокими скулами, прямыми черными волосами и смелым подбородком в тот краткий миг запечатлелся в моем мозгу, чтобы никогда больше не исчезнуть.

Карликовыми по сравнению с этой гигантской фигурой казались пропорции другого индейца, который в двенадцати дюймах от моего лица склонился над предметом, который он тащил, в позе, придававшей его персоне дополнительный ужас уродства. И ноша, лежавшая на широкой кедровой ветке, которую он держал и тащил за длинный стебель, была телом белого человека. Скальп был аккуратно приподнят, и кровь широким пятном лежала на щеках и лбу.

Затем, впервые за ту ночь, ужас, который парализовал мои мышцы и волю, снял свои нечестивые чары с моей души. С громким криком я протянул руки, чтобы схватить большого индейца за горло, и, хватая только воздух, без сознания повалился на землю.

Я узнал тело, и лицо было моим собственным!....

Был яркий дневной свет, когда мужской голос привел меня в сознание. Я лежал там, где упал, а фермер стоял в комнате с буханками хлеба в руках. Ужас той ночи все еще был в моем сердце, и когда поселенец из Блаффа помог мне подняться на ноги и поднял упавшую вместе со мной винтовку, задавая множество вопросов и выражая соболезнования, я полагаю, что мои краткие ответы не были ни самоочевидными, ни даже вразумительными.

В тот день, после тщательных и бесплодных поисков в доме, я покинул остров и отправился провести свои последние десять дней с фермером; и когда пришло время мне уезжать, необходимое чтение было завершено, и мои нервы полностью восстановили равновесие.

В день моего отъезда фермер рано сел в свою большую лодку с моими пожитками, чтобы доплыть до мыса, расположенного в двенадцати милях от нас, где два раза в неделю ходил маленький пароход для размещения охотников. Ближе к вечеру я отправился в другом направлении на своем каноэ, желая еще раз увидеть остров, где я стал жертвой столь странного происшествия.

Я прибыл туда и совершил экскурсию по острову. Я также обыскал маленький домик, и не без странного ощущения в моем сердце я вошел в маленькую спальню наверху. Казалось, в этом не было ничего необычного.

Сразу после того, как я снова сел в лодку, я увидел каноэ, скользящее впереди меня по изгибу острова. Каноэ было необычным зрелищем в это время года, а это, казалось, появилось из ниоткуда. Немного изменив свой курс, я наблюдал, как оно исчезает за следующей выступающей точкой скалы. У него были высокие изогнутые луки, и в нем сидели два индейца. С некоторым волнением я задержался, чтобы посмотреть, не появится ли оно снова с другой стороны острова; и менее чем через пять минут оно появилось в поле зрения. Между нами было меньше двухсот ярдов, и индейцы, сидя на корточках, быстро гребли в моем направлении.