На короткое мгновение я остановился, глядя на столб света, который падал из окон и освещал небольшое расстояние вдоль дорожки и на несколько футов в озеро.

Оглядевшись, я увидел, как каноэ скользнуло в полосу света и, сразу же пересекши ее, снова скрылось из виду в темноте. Оно находилось примерно в сотне футов от берега и двигалось быстро.

Я был удивлен, что каноэ проплыло мимо острова в такое время ночи, потому что все летние гости с другой стороны озера уехали домой неделями раньше, и остров находился далеко от любого водного транспорта.

Мое чтение с этого момента продвигалось не очень хорошо, потому что каким-то образом изображение этого каноэ, так смутно и быстро скользящего по узкой полосе света на черных водах, вырисовывалось на фоне моего разума с необычайной живостью. Оно все время вставало между моими глазами и печатной страницей. Чем больше я думал об этом, тем больше удивлялся. Оно было крупнее всех, что я видел за последние летние месяцы, и больше походило на старые индейские военные каноэ с высокими изогнутыми носами, кормой и широкими бортами. Чем больше я пытался читать, тем меньше успеха сопутствовало моим усилиям; и, наконец, я закрыл свои книги и вышел на веранду, чтобы немного пройтись взад-вперед и стряхнуть озноб.

Ночь была совершенно тихой и настолько темной, насколько это можно себе представить. Я, спотыкаясь, спустился по тропинке к маленькой пристани, где вода издавала очень слабое журчание под бревнами. Звук падения большого дерева в лесу на материке, далеко за озером, вызвал эхо в тяжелом воздухе, как первые выстрелы далекой ночной атаки. Ни один другой звук не нарушал безраздельно царившей тишины.

Когда я стоял на пристани в широком всплеске света, который следовал за мной из окон гостиной, я увидел, как другое каноэ пересекло полосу неясного света на воде и сразу же исчезло в непроницаемом мраке, который лежал за ней. На этот раз я видел более отчетливо, чем раньше. Оно было похоже на прежнее каноэ, большое берестяное, с высоким гребнем на носу, кормой и широкими бортами. На нем гребли два индейца, из которых тот, что был на корме – рулевой, – казался очень крупным мужчиной. Я мог видеть это очень ясно; и хотя второе каноэ было гораздо ближе к острову, чем первое, я решил, что они оба направлялись домой, в Правительственную резервацию, которая находилась примерно в пятнадцати милях на материке.

Я мысленно задавался вопросом, что могло привести индейцев в эту часть озера в такой поздний час, когда третье каноэ, точно такой же конструкции, также занятое двумя индейцами, бесшумно обогнуло конец причала. На этот раз каноэ было намного ближе к берегу, и мне вдруг пришло в голову, что три каноэ на самом деле были одним и тем же, и что только одно каноэ огибало остров!

Это было отнюдь не приятное размышление, потому что, если бы это было правильным решением необычного появления трех каноэ в этой уединенной части озера в столь поздний час, можно было бы разумно считать, что цель двух мужчин каким-то образом связана со мной. Я никогда не слышал, чтобы индейцы пытались применить какое-либо насилие к поселенцам, которые делили с ними дикую, негостеприимную страну; в то же время, это не выходило за рамки возможного, чтобы предположить.... Но тогда я не хотел даже думать о таких отвратительных возможностях, и мое воображение немедленно искало облегчения во всевозможных других решениях проблемы, которые действительно достаточно легко приходили мне на ум, но им не удавалось рекомендовать себя моему разуму.

Тем временем, повинуясь какому-то инстинкту, я отступил подальше от яркого света, в котором до сих пор стоял, и стал ждать в глубокой тени скалы, чтобы посмотреть, не появится ли каноэ снова. Здесь я мог видеть, оставаясь незамеченным, и предосторожность казалась разумной.