– А вы умнее, чем я думал, – рассмеялся лейтенант, заканчивая третий бургер. – У меня с Аномалией свои счёты. Лихачёва впутывать не хочу.

– Какие счёты?

– Алёна, информацию за информацию. Лады?

– Мне не нужна ваша информация. Вы знаете, чего я хочу.

– Израильское лечение, конечно… – лейтенант напрягся и затопал на полу. – Так-так-так. – Ну, смотрите, могу вам пообещать лечение в психиатрической клинике МВД.

В закрытой клинике министерства могли работать те же супер-доктора, что и в Израиле, подумала Алёна.

– Гарантии? – спросила она, пытаясь скрыть дрожь голоса.

– Дайте мне хоть что-то, и я организую консультацию.

Алёна молчала, не понимая, как торговаться дальше.

– Что вы уже знаете об Аномалии? – попыталась отвлечь лейтенанта она.

– Не сильно больше вас.

– Что, если я вам скажу, что в метро есть… место, где возможно хранятся исчезнувшие волосы и ногти?

Лейтенант ощутимо побледнел.

– Где? – спросил он.

– Вас не удивило то, что я сказала.

– У меня есть гарантия, – лейтенант достал из рюкзака тубус, извлёк оттуда пожелтевший план. – План комнаты АБ-4.

Алёна развернула план. На всех углах пестрили штампы «Секретно».

– Десять лет назад в метро стали появляться комнаты, – пояснил Мёдов, суетливо оглядываясь и убирая план обратно в тубус. Тубус оставил на Алёниной половине стола. – Обычные комнаты, каких в подвалах метро куча. Там обычно хранят оборудование, форму, документы, прочий хлам. Но в этих комнатах были клубы волос и отрезанных ногтей.

– Десять лет назад?..

– Да, задолго до Аномалии. Раньше вместо комнат был чистый грунт, а вместо дверей – глухие стены. Откуда взялись комнаты и почему именно там – непонятно. Никто за переделами Отдела Аномалии и высшего руководства страны о них не знает. Доступ персоналу метро в коридоры с комнатами сразу же перекрыли. Учёным не рассказывали, они язык за зубами держать не умеют. А народ почём зря тревожить не стоит. Думаю, теперь вам не нужно объяснять как важна гарантия в этом тубусе.

Алёна сглотнула: то, что лейтенант так просто делился с ней государственными тайнами на фудкорте, вселяло либо страх, либо подозрение.

– Сколько всего комнат в Москве?

– Хорошего помаленьку. Вы были в одной из них?

– Нет.

– А где?

– Хорошего помаленьку, – улыбнулась Алёна. – Мы сможем попасть в одну из комнат? Тогда я смогу рассказать вам больше.

Мёдов закрыл глаза, вступив во внутренний диалог.

– Ну давайте попробуем.

Вечером Мёдов забрал Алёну из дома на служебной машине. Впервые он надел форму, которая выглядела точь-в-точь как форма полицейских, но со странными нашивками на предплечьях.

– Куда мы едем? – спросила Алёна, садясь на пассажирское сиденье и засовывая сумочку под ноги, надеясь, что лак для волос, который она взяла вместо перцового баллончика, не задребезжит.

– Метро Полежаевская.

– Какая там комната?

– АБ-4. У вас её план.

Пока они стояли в пробке на Третьем Кольце, Алёна думала, что понятия не имеет, как проверяется подлинность секретных документов.

Они спустились на станцию Полежаевская. Алёне редко приходилось бывать на северо-западе города, так что и до этой станции она никогда не доезжала. Почему-то на Полежаевской построили не два, а три пути для поездов, хотя на одном из них даже не было указателей. Тем не менее, Мёдов повёл её именно на неиспользующийся путь.

В конце платформы, там, где начинался чёрный туннель, Мёдов открыл ключом решётку, ведущую в узкий коридор, тянущийся вдоль туннеля. Работники станции с любопытством провожали их взглядом, но ничего не говорили.

Коридор нырнул вниз, свернул направо, налево. Клубилась пыль, с потолка капала вода.