Моряк хлопнул дверью каюты. Он еле доковылял до тахты, и, думая о Мари, принялся разжигать свой огонь, пока тот окончательно не вылился. После он расслабленно лежал на тахте, представляя себе белую бархатную кожу Мари под своими пальцами.

Спустя полчаса он вышел из каюты и поднялся на высоко задранный нос корабля. Корабля, который давно завяз в песках пустоши. В далёкой нынче от него юности Моряк выбрал его в качестве жилища, чем и заработал своё имя. Но отнюдь не тем, что хоть раз действительно управлял этой или любой другой посудиной, как наивно полагали молодые обитатели пустоши. В те времена, когда Моряк был ещё маленьким ребёнком, поселение только рождалось, и среди тех, кто основывал его, образовался раскол. Люди рассеялись по лагерю, отгородились друг от друга ненадёжными песочными стенами. После первой песчаной бури из и так небольшого числа людей уцелела весьма малая часть. А домов и предметов хозяйства уцелело и того меньше. Маленький тогда ещё Моряк был среди выживших, в отличие от своих родителей. После этой страшной бури люди стянулись друг к другу, образовав сплочённую общину, но маленький мальчик оказался вне её, потому как люди помнили, что именно его родители были зачинщиками раскола. Они игнорировали его, мстя уже погибшим, но не прощённым. Мальчик убежал, не в силах выносить мёртвое молчание в его присутствии и мёртвые взгляды не только в спину. Он бежал в глубину пустоши, пока не наткнулся на большой и странный дом. Тогда он ещё не знал, что это просто корабль. Испуганно кружа вокруг строения, он всё-таки осмелился зайти внутрь. А потом и остаться жить там. Корабль и его владелец покрывались следами старения вместе вдали ото всех. Со временем все те, кто ненавидел его, и даже их дети сровнялись с песком, похоронив память о своей ненависти с собой. А Моряк стал своего рода авторитетом, хоть и несколько неприятным на вид и поведение, но с его годами считались. Каждый раз, выходя на нос своего корабля, Моряк мельком глядел в сторону бывших могил и криво усмехался.

И в этот раз он не изменил своей привычке. Криво усмехнувшись в сторону, он осмотрел пустошь в общем. Она расходилась во всех направлениях и представляла собой неизменный источник спокойствия. Поселение занимало у пустоши всего-навсего небольшой кусочек жизненного пространства. Пустошь, ничуть не теряя от этого, казалась ещё больше, обширней по сравнению с живым пятнышком поселения.

Песок волнами уходил за горизонт, скрывая один бархан за другим. Барханы сменялись друг другом и небольшими проплешинами ровных мест. На одной из них темнело нечто противоестественное для этих мест. Моряк прищурил глаза и всмотрелся с тройным вниманием. Но тёмное пятно не пожелало рассматриваться, поэтому старый Моряк ослабил глазную хватку и даже немного отгородился от мира веками. Под старческим лбом копошились мысли и сомнения. В конце концов, приняв какое-то решение, он кивнул себе головой и скрылся в каюте.

Свист тихо крался по мягкому песку, подбираясь прямо к чужакам. Медленно продвигаясь вперёд, он укрывался за пологими стенками барханов, которыми изобиловало место дислокации новых людей. Новые появились из-под песка, и теперь мельтешили туда-сюда, громко переговариваясь и делая замеры твердыми линейками и мягкими жгутами. Свист наскоро прочитал заклятье на неприкосновенность, сделав характерный выпад ногой, позванивая колокольчиками на колпаке. От всех можно было ожидать чего угодно, а Свист берёг себя для будущего мира, которому он мог оказать неоценимые услуги. Ведь по его расчётам после апокалипсиса останется жалкая кучка людей, которые от страха и радиации потеряют большинство знаний и навыков. И вот этих беспомощных уцелевших Свист и мог спасти и повести за собой, потому что давно изобретал защитное заклинание от апокалипсиса. Долгие годы исследований в лаборатории приближались к концу, и Свист повергался в полное декадентство.