Цербер затолкал меня в раздевалку, в которую услужливо принесли белье.

– Раздевайся. Хочу на тебя посмотреть в этом!

– Ты совсем сдурел? Не буду я для тебя раздеваться!

Тогда Цербер рывком прижал меня к стене в раздевалке. Его руки легли на грудь и я издала протяжный стон.

– Ааааааааааахххххххх

– Ох, сука, да тебе это нравится?

Шпильки царапали пол в борьбе, а его рука нырнула туда, куда не надо.

– Очень нравится… Как я посмотрю…

Затем последовала пощечина.

– Будешь мерить?

– Нет!

Еще одна пощечина.

– Нет!

Еще одна.

– Не надо!!!

– Будешь мерить?!

– Отпусти!

Затем пощечины стали такими частыми и быстрыми, что я уже не могла разожмурить глаз. Я знала, что продавщицы прекрасно знают, что здесь происходит, но если собственный отец боится за меня заступиться перед Басмановым, то чего уж ждать от простых прохожих.

Удары сыпались мне в лицо, пока у меня не случилась истерика. Я рыдала и всхлипывала от обиды, что со мной можно обращаться вот так вот…

– Перестань! Хорошо!

– Так то лучше. Запомни, мразь, я всегда получаю то, что хочу. Усекла?

Он сел в углу примерочной, достал телефон и стал снимать.

Я в слезах и всхлипываниях стала раздеваться…

– Убери…

– Забей!

– Убери телефон…

– Ты еще хочешь? – по стали в голосе я поняла, что с ним сейчас лучше не спорить. Эта агрессия возбудила и его тоже и он может убить, если его спровоцировать.

Я обнажила грудь, суетливо прикрывая ее рукой и надела черное белье, которое он выбрал.

Затем сняла трусики.

– А ты там волосатая… Не брей. Я так люблю.

– Хорошо,– на удивление кротко проронила я, хотя в глубине души мне было стыдно, что из-за отсутствия денег пропустила уже два месяца эпиляции.

– Зачем ты снимаешь? – все не могла успокоиться я.

– Покрутись.

Я покрутилась, обратив внимание, что действительно мои сиськи выглядят гораздо «дороже» в этом белье. Оно словно приподнимает их и кладет на полочку стоячими сосками вверх, а не просто вперед, как это бывало у меня обычно.

Покрутившись я привстала на цыпочки, потому что моя попка в этих стрингах была просто конфетка. Цербер продолжал снимать, поправляя свой огромный бугор в джинсах.

– Все?

– Теперь будешь в таком ходить, ясно?

– Хорошо…

– Одевайся. Он вышел. Пикнул картой на кассе и ушел, не провожая меня. А я…

Конечно я даже подругам об этом не рассказывала, но в тот же вечер я легла спать тайком от родителей в этом белье и сделала с собой очень грубые вещи. Душила. Сдавливала свою грудь руками, пытаясь повторить то, что делал он. Его степень нажатия. Его обхват.

Ну и конечно… «Пыталась выиграть в лотерею, стирая защитный слой с билетика»…

Цербер прессовал меня минимум два раза в неделю. Иногда он встречал меня на улицах нашего маленького города случайно. Когда гуляла с подругами. Лапал, шлепал, целовал в шею или в губы принудительно прямо при них.

Мне приходилось отшучиваться и ругаться на него, чтобы хоть как-то выйти из положения перед друзьями. Парни со мной дружить по понятным причинам не хотели.

Иногда он «соскучивался» и нарочно подкарауливал меня либо возле универа, либо возле дома.

Я мечтала поскорей отучиться третий курс и перевестись в Питер, чтобы покончить с этим. Плакала перед сном и больше всего переживала, что из-за постоянно харасмента, страха, психоза, тревоги и волнения не могла сосредоточиться на учёбе и мои оценки скатывались уже с четверок на тройки, а это значит, что я навсегда останусь здесь. В этом помойном городе.

Было уже около полуночи. Под окном уже бурчали алкаши, а где-то в далее на парковке скрипели шинами дрифтеры, не давая уснуть всему району.

Я снова ворочалась и не могла уснуть, когда в дверь прозвучал ночной звонок.