– Лазер, Эндо, лазер! – подкинул мой бьющийся в агонии мозг ещё одну идею.

– Необходимо задать мощность, выбрать координаты направления! – бубнила дурацкая машина вместо того, чтобы быстро сообразить, как спасти мне жизнь. С лазером связываться опасно, конечно, можно и себе ненароком что-нибудь отрезать. Но выхода не было.

Внезапно дальтерийцы зашевелились, вероятно, устав наблюдать непотребное в своей глупости зрелище. Краем глаза я заметила, как от прозрачного коридора отделилась фигура предводителя. Резкими уверенными шагами, все так же молча, он пересёк расстояние, которое тащил меня жук, моментально оказавшись рядом. Мимолетное сильное движение заострённым как бритва ботинком… Он знал, был уверен, куда бить. В узел, соединяющий жвалы.

Громадный жук не только моментально раскрыл хитиновые челюсти, но и словно легкая кукла отлетел на несколько метров назад, ударился в ствол дерева, в недоумении перевернулся, засеменив противными лапками и подтягиваясь с нелепого положения, а затем скрылся в глубине зарослей.

Не веря в своё счастье, я резко подскочила на колени, пытаясь взглядом выхватить глаза спасителя, но он уже отвернулся. Так же быстро Зэлдар вернулся к солдатам, среди которых раздавались еле сдерживаемые смешки, моментально стихшие от одного поворота головы чёрного предводителя. Мотнув головой, он подозвал солдат и стройная шеренга направилась к куполам базы, не теряя больше времени на созерцание нелепой, никуда не годной и не видящей дальше своего носа девицы.

Я подскочила с места, пытаясь отряхнуться от налипшей грязи, и на дрожащих ногах поспешила укрыться под пологом защитного коридора. Сердце заполошно билось, выдавая пережитые волнения. Я присела на дорожку, не в силах стоять на ногах и пытаясь унять слишком частое дыхание. Как ещё приступ не случится, они так участились в последнее время. Все из-за этого дальтерийца и его защитных ключей, неумолимо сжимающих грудную клетку, не оставляющих кислорода, выжигающих едким пламенем желтых глаз все внутри.

Эндо усердно кружил рядом, беспокойно (или мне так казалось) потряхивая рассеивателями.

– Толку с тебя… – обвинительно проворчала я. – Мог бы и помочь, мне ведь было больно.

– Боль-но? – растягивая слово переспросил Эндо, жикнул мозгом и смекнул. – Раздражение болевых рецепторов, приводящее к субъективному ощущению.

– Боль… это когда тебе что-то невыносимо мешает жить, – попыталась я объяснить роботу то, что он никогда не сможет ощутить. – Боль бывает физическая и душевная. – Отчего-то разоткровенничалась я. – Физическая боль связана с телом. А душевная… – это чувства. Чувства, которые ты не можешь воплотить в жизнь, и оттого чувствуешь… дыру внутри себя.

Эндо помолчал, вероятно, сопоставляя мои слова с той базой знаний, на которую опирался. Поняв что-то вдруг спросил:

– Тебе больно, Аля?

– А? Что? Нет… уже не больно, – рассеянно ответила я, тщательно заталкивая назад волну грусти, накатившую изнутри. Снова вспомнилась и мама, и Овчанкин, и все-все, что было до того глупого решения прогуляться морозным утром. – Пойдём, Эндо. Разведаем, что там происходит.

Глава 8

Глупость отличает других от меня. Разум слепнет, будучи захвачен в плен мимолетными эмоциями, как тиной, утопая в мутной воде. Беспристрастность позволяет держаться на плаву, в то время как остальные давно ушли под воду.

Чужая – яркий пример человеческой ограниченности. Разрешаю себе с удовольствием наблюдать, как глупость находит свою награду. Жвалы древоточника. Чувствую, как в жилах разливается неподдельное наслаждение. Возмездие за опрометчивый поступок настигает ее так быстро, что глаза, полные мольбы и отчаяния, подбрасывают лучшее топливо в мои вены. Лишь я решу, позволить ли нанести увечье… Чтобы потом еще долго наслаждаться тонкими криками. Криками, похожими на гимн человеческой глупости.