Они почти не говорили, потрясенные величием этого места. Лишь когда троица дошла до огромных, в два человеческих роста, лопастей вентиляторов, что стояли в гигантских воздуховодах в стене тоннеля, они наконец опомнились, поняв, что еще нужно возвращаться назад.
– Что это вообще за место? – хрипло спросил Олег, все еще смотря на бесконечные штабели ящиков, уходящих еще дальше во тьму.
– Хранилище Госрезерва. Вот что это, – тут же откликнулся охрипшим от волнения голосом Степка. – Рассказывали, что в Советском Союзе их строили как раз на случай войны. Делали запасы для восстановления страны. Их еще в восемьдесят шестом, сразу как Мировая кончилась, вскрывали. А это выходит так целым и простояло все это время…
Степка вдруг осекся и посветил фонариком на свои часы.
– Задержались мы, уходить надо. Ищем лекарства и на выход. А как вернемся, нашим расскажем про то, что тут происходит. Этих запасов всем поселкам вокруг на много лет вперед хватит.
VI
Настя сдувала со лба мокрые от пота пряди: с забитыми антибиотиками и другими лекарствами рюкзаками, они почти бегом, без остановки одолевали бесконечные пролеты ведущей наверх лестницы, возвращаясь обратно в храм.
Едва они вошли в церковный зал, как глаза резануло болью – это под потолком зажглась лампа, высвечивая фигуры ждущих их хуторян. В руках местных были крепко зажаты винтовки и автоматы Калашникова.
Старик Невзор стоял позади хуторян, внимательно разглядывая людей.
– Да что ж такое… Сколько ни распускай слухи про Сатану, сколько ни таскай со всей Пустоши кости, все равно, что ни год, то какая-то сволочь залезет. Падаль я эту поселковую давно ожидал здесь увидеть, скажу честно, а вот тебя, Настенька, не думал… Воровство – это грех… Или не учили тебя? Не оглядывайтесь, выход из хранилища только здесь, через храм. Оружие – на пол и лицами – к стене.
Степка в ответ лишь хмыкнул, выразительно ухватывая обрез поудобнее.
– Это вы здесь воры, а не мы. И хранилище это вам не принадлежит.
Невзор посмотрел на младшего милиционера, удивленный его наглостью:
– А если не нам, то кому ж тогда? Мы тут живем, с самой Войны, это наша земля и все, что на ней, и все, что под ней, – тоже. И это наше. И это я в Госрезерве тридцать лет до войны отслужил, а не ты, щенок. Не твое это, не поселковых и не городских, а нашей общины.
– Да тут всем же хватит, на всю Пустошь, – Степка говорил спокойно, зная, что, если дойдет до стрельбы, шансов у их маленькой группки не будет никаких.
– Тут для нас до конца мира хватит. Потому что мы не жадные, в отличие от вас, мы берем столько, сколько нужно. А если другие узнают, если городские набегут, тут и пяти лет не пройдет, как все выжрут. А как выжрут, снова у них будет голод. Так что лучше уж мы для себя хранилище попридержим. Ружьишки свои бросайте и к стеночке. Последний раз говорю.
Степка стоял вплотную к Насте.
Вентиляцию в шахте помнишь? – услышала девушка его шёпот. – Может по этим тоннелям можно будет вылезти на поверхность. Как скомандую – беги. Нужно рассказать людям об этих запасах. Это наш долг…
– Хватит, пристрелите их, да кончим дело, – скомандовал потерявший терпение Невзор, не дав Степке договорить. Однако, прежде чем хуторяне успели что-то сделать, Олег вскинул винтовку и выстрелил в Невзора. Тяжелая, отлитая из свинца, самодельная пуля заставила главу хуторян охнуть, валясь на пол. Вал ответного огня смял Олега, кинул к стене изодранной, окровавленной куклой.
Грохнул обрез Степки, и крупная картечь разнесла лампу под потолком, погружая зал в темноту. Пущенные вслепую очереди хуторских забили по стенам, но младший милиционер уже схватил Настю за шиворот и рывком утянул ее вглубь шахты, к лестнице.