Прошелестела, открываясь, тетрадь. Выгнулась мягкими послушными страницами в руках учителя, распахнув перед всеми мою душу – душу, неведомую мне самой…
Наталья Васильевна надела очки и начала читать:
– «Капитанская дочка» – повесть Пушкина о людях девятнадцатого века. В образе Петра Гринева много положительных черт. Гринев, рискуя собой, помогает Маше, попавшей в плен к разбойнику Пугачеву. Это благородно и правильно.
Можно помогать бескорыстно, и не только людям, но и, например, животным. И при этом не выставлять поступки напоказ.
Однажды я случайно увидела, как Саша Рябинин спас котенка, залезшего на березу. Люди собрались вокруг, но никто не хотел рисковать. Саша забрался на дерево, сильно качавшееся под ветром, и сам чуть не упал. Я вижу в этом поступке настоящее благородство: способность помогать и при этом оставаться простым и скромным человеком».
В горле стоял громадный ком, от страха было дышать невозможно. Но еще страшнее было проглотить ледяной шар, забравшийся внутрь меня, в этой странной монолитной тишине. Как сейчас поднять глаза? Как посмотреть на всех? Даже не видя никого, я чувствовала, как все сорок восемь глаз одноклассников изучают меня. Изучают, как непонятную рыбу-мутанта, вдруг вышвырнутую океаном прямо в центр людного пляжа.
– Оля, ты молодец, – умудрялась не понимать ситуацию литераторша. – Ты умеешь наблюдать за людьми, анализировать, делать мудрые выводы. Я уверена, что в будущем ты сможешь, если захочешь, стать психологом. И замечательно, что ты рассказала нам о поступке Саши: он смелый человек! И, действительно, бескорыстный.
По дыханию класса, вдруг отвернувшемуся от меня, поняла, что теперь центром внимания стал Рябинин. И это, наверное, было еще ужаснее: ведь с этого момента я стану для него предателем! Человеком, который подглядывает, а потом рассказывает то, о чем не просят! Переносить все это дальше не было сил. Я одним движением сгребла вещи с парты, закинув в удивленную кожаную пасть сумки учебник и тетрадь, и прыжком рванула к выходу. Где-то за спиной послышались возмущенные возгласы: похоже, я сшибла с соседских парт все, что лежало у края. Но это уже все равно!
Я бежала, бежала, бежала по школе – вниз на третий, на второй, коридор, поворот к лестнице на первый. И мне слышалось, что кто-то несется вслед за мной – почти шаг в шаг. Влетела в раздевалку, прижалась в углу среди свисающих с вешалки старых халатов с трудов и замерла. Барабанный бой сердца почти утих, уступив место отчаянью и тоске. Так сломать отношения с классом, так глупо выставиться! Быть мне теперь изгоем!.. Я подняла руку, чтобы вытереть хлынувшие из глаз слезы, превратившие все вокруг в расплывчатое нечто, и… Передо мной кто-то стоял. Я проморгалась, скидывая с ресниц линзы слез, искажающие мир. Рябинин…
Оля, – тихо сказал Саша. – Оля…
И слезы – колючие от нежданного чувства, столь же непонятного, как и захватывающего душу, – в очередной раз побежали по моим уже почти пунцовым щекам…
Вот такие каникулы!..
Все утро мама разговаривает по телефону. То тетя Тамара позвонит, то Ирина Павловна. Мировые катастрофы в виде очередного опоздания мужа домой, неудавшегося на работе праздника или грызни с соседями, ратующими за ТСЖ, вылезают из этих женщин так регулярно, что, кажется, нет в жизни ничего важнее. И это так срочно надо обсуждать, словно умолчание грозит как минимум межконтинентальной войной. Мама ходит из комнаты в кухню, из кухни в коридор, смешно свернув голову набок – ведь надо же плечом держать телефон, попутно прибирать, жарить блинчики и еще обсуждать эти архиважные проблемы.