Мысль, которую Юстас старательно отталкивал от себя с первого дня работы на электростанции, сверлом ввинтилась в разум.

Он знал, что звуковые концентраторы собирали энергию человеческих эмоций, и понимал, насколько важно оставаться частью системы, – частью придуманного гениальными учёными вечного двигателя.

Именно поэтому людей на протяжении поколений приучали к акустам. Показывали, как удобна безмолвная речь и как легко повысить собственную эффективность с помощью музыкальных стимулов. Заставляли забыть, что раньше общение было другим. Отучили говорить, направили в будущее по пути, гарантировавшему неистощимый источник энергии на контролируемых имплантатами чувствах.

Всё ради них. Всё ради ресурсов.

Осознание, что у него отобрали возможность просто поговорить с дочерью, застряло в горле Юстаса горьким комком. Он отключился от сети, уставился в потолок и, бессильно сжав кулаки, пожелал, чтобы эта чёртова музыка стихла.

На миг акуста замерла, а потом продолжила наигрывать «В поисках лета».

Под эту песню обожала просыпаться его жена. Она не простила бы ему несчастье Эли.

Прошло три месяца.

Всё было почти так же, как прежде.

По будням Юстас навещал Элю, ехал на работу, возвращался домой. По выходным – забирал дочь к себе и отвозил куда-нибудь погулять. Однако Азов больше не искал способов её вылечить, поняв, что из них двоих глухонемой – только он. Акуста вернулась в его жизнь после операции, вновь поднявшись Великой звуковой стеной между ним и Элей.

Постепенно план, как разрушить эту стену, обрёл в голове Азова чёткость.

Когда-то ему доводилось прослушивать статьи о людях, которые порвали с акустическим обществом и жили вдали от городов. Бунтари, беглецы… «Преступники», – добавляли некоторые. Отщепенцев осуждали, над ними смеялись, их пытались насильно включить в систему, и лишь благодаря небольшим группам правозащитников они продолжали сохранять свою независимость как «традиционные поселения».

Раньше Юстас не понимал этих дикарей. Теперь же он видел в них единственную надежду обрести мир, где его дочь сможет говорить.

Целый месяц Азов готовился к побегу, а по вечерам учился говорить, с трудом вникая в непривычные, напечатанные, слова «Речевых патологий». Он не слышал, как звучит его голос со стороны, но болезненные ощущения в гортани приносили ему удовлетворение и всё сильнее укрепляли уверенность в принятом решении.

Никто и ни в чём не заподозрил Юстаса. Его всегда считали благонадёжным сотрудником из-за страховки, в которой нуждалась Эля. Поэтому он легко написал нужные программы и в одну из своих смен незаметно загрузил их в систему электростанции.

В день икс Юстас попросил Якова заменить его и взял отгул.

Прощаясь, Азов с сожалением подумал, что не сможет извиниться перед коллегой за свою диверсию. Юстас давно ему завидовал: благополучному мужу, счастливому отцу и просто человеку, у которого было всё, чего сам Азов лишился после смерти жены.

Стоя на пороге отдела мониторинга и распределения энергии, он какое-то время задумчиво рассматривал Якова.

Тот обернулся, приподняв брови:

– Ты что-то забыл?

– Нет. Вроде нет…

Азов вышел, расписался на КПП9, сел в машину, завёл двигатель, посмотрел на детскую фотографию в уголке лобового стекла и поехал в больницу.

Он заберёт радужный мир Якова ненадолго, – всего на сутки, а может, и меньше – но этого хватит, чтобы сделать Элю счастливой. В глубине души Юстас понимал, что ничего не должен коллеге, как тот не был обязан молчать о своих умницах-близнецах в его компании.

Припарковавшись у больницы, Азов вошёл в стерильно белый холл.