– Спасибо, – тихо сказала я, – спасибо, что здесь сегодня те, кто любил дедушку. Любите своих родных, они так внезапно уходят.

Я закрыла лицо руками и тихо заплакала. Люди постепенно стали расходиться, слезы переставали литься, и меня одолел сон.

На следующий день Анастасия Ивановна попросила, чтобы я посидела в доме с ее мамой, а она на пару часов должна была сходить на работу. Я сидела на скамейке во дворе. Олег, Руслан и Женя подошли ко мне и сели с разных сторон.

– Малыш, ты как? – неловко спросил Женя.

– Нормально, Женя, – солгала я.

Он вздохнул, а остальные не знали, что еще мне можно сказать. Руслан потрогал мои руки.

– Снежинка, ты сама скоро в снеговика превратишься, может, в дом пойдем?

Я отрицательно помотала головой. На мне было черное платье, голова все еще была повязана черной косынкой, и куталась я в дедову телогрейку.

– Я такой дурой была, – вдруг сказала я. – Моя мать права, когда говорила, что я свинья неблагодарная, что лучше бы не рождалась.

– Так, – Олег вскочил на ноги, – прекрати сопли разводить. Не говори глупостей! У тебя есть мы, есть Анастасия Ивановна и многие другие, настоящие и искренние люди. Ты подумай. Как ты им нужна!

Подняла глаза на Олега, но посмотрела за его спину. Он тоже обернулся, как бы отгораживая меня от пришедших. Демонстративно отбросив калитку в сторону, пожаловали Гапа в сопровождении участкового и какой-то женщины – эдакая толстая тетка, выкрашенная в черный цвет, с густо намазанными яркой помадой губами, в очках с крупными стеклами.

– Горькая Снежана Дмитриевна? – спросила мартышка в очках.

– А что вам нужно? – вступился Руслан.

– Ти не заважай, Філіпов, – Агафка отодвинула его в сторону, – тут правоохоронні органи і опікунська рада. Вам тут робить нема чого.

– То вам тут «рабить нема чо» – перекривил ее Руслан. – Это в вашем любезном лице все инстанции? Пока вижу нашего перепуганного подхалимщика-участкового, великую учительшу, которую к школе за километр подпускать нельзя, и тетку в очках.

– Я попрошу, молодой человек, – встряла «тетка в очках», – попридержите язык.

– Значит так, – участковый переминался с ноги на ногу, – Ростислав Андреевич получил это жилье временно, так что теперь его нужно бы освободить.

– Да что вы делаете?! – мальчишки вместе закричали на участкового Трофима. – Куда ее?

Она ребенок. Какое право вы имеете?! Это Ростислава Андреича жилье!

– Що ви взагалі знаєте? Аби не ваші батьки, вас би вже давно в колонії навчили дисципліни.

Це моя земля! – Гапа помахала перед нашими лицами какими-то бумагами. – Понаприїжджали тут, ти бач! Ну, то виправимо… – она обратилась к очкастой мартышке. – Ви б забрали її в якусь колонію. Вона, до речі, під слідством була.

– Да? – очкаричка уставилась на слабохарактерного участкового.

– Ну, не то чтобы, но там история…

– Понятно! – заключила очкастая гадина, прервав блеяния «бравого стража порядка».

– В Киеве есть разные учреждения. Плодить уголовщину мы не будем, у нас это строго пресекается. Если это в таком возрасте, – она сверилась с бумагами, – 9-ть лет, такое, то к подростковому она станет мошенницей, воровкой, проституткой или убийцей.

– Да щоб тобі ні дна, ні покришки! – гаркнул Женька.

Мегера в очках раздраженно посмотрела на Женю:

– Уберите этого хулигана!

– А что тут происходит?

Я обернулась – из дома как раз вышла мама Анастасии Ивановны.

– Я работник социальных служб. Забираю эту неблагополучную девочку в приют для несовершеннолетних. А если она будет упираться, – она схватила меня за руку и больно ее сжала, – отправлю в колонию.

– Какое право вы имеете? – растерялась мама нашей Настеньки. – Она благополучная, хорошая девочка.