– Учіться, діти! Ви – наше майбутнє! Школа для вас, як рідний дім, а вчителі, як батьки.
От этого потока сладкой лжи я тихо ускользнула к мальчишкам, стоявшим поодаль от нашего класса. Конечно, они ведь старше. Я встала за спиной у Олега.
– Привет, малая, – сказал он. – Ты как?
– Нормально, – просто ответила я, – ничего нового не произошло.
– Дык, еще не хватало, чтобы еще что-то произошло, – заметил Руслан.
– Смотрю, твоя маман, Олежка, в новом наряде, – иронично заметила я.
Я смотрела на Игнатьевну, похоже, не слишком удачно сходившую в парикмахерскую, потому что ее кудрявая барашка теперь была похожа на паклю, которой наш школьный сантехник Васька краны чинил. Однажды Женька «одолжил» у него косичку пакли, прикрепил обручем своей одноклассницы Иванки, и пришел на урок физкультуры. Наш физрук, дядька суровый, тогда гонял его кругов десять по школьному стадиону. Кроме того, математичка – леди Несовершенство, как по мне, обрядилась в розовое облегающее платье и прицепила к груди, как орден, брошь, которая мне напомнила кактус.
– А тепер, діти, знову на вас чекають шкільні лави. Вітаємо з початком нового навчального року! – Наша директор, как всегда, была горда собой, в вышиванке, с косою вокруг головы.
– Еще б венок на голову нацепила, – сказала я мальчишкам и скривилась.
– Да, Снежка, школу ты любишь так, как собака палку, – сказал Руслан.
– Кстати, надо сходить Найду проведать после уроков, у нее щенки появились, – вспомнил Женя.
– Уже? – обрадовалась я. – Надо что-то в столовой ей стащить.
Найда – это, как я ее называла, «базовая» овчарка. Жила она на «Голубой Десне» возле стадиона, где мы летом ловили ящериц. Иногда она недоуменно смотрела, чего мы там делаем, рыская в пожелтевшей траве. Когда какая-то ящерица отбрасывала хвост, мы показывали его Найде. Она обнюхивала и натурально «по-человечески» кривилась. Иногда Найда гуляла по «Стреле», и маленькие дети ее боялись. Я не знала, сколько ей лет, но у нее была седоватая морда и такие несчастные глаза, что казалось, что она уже очень пожилая собака. Хотя у нее даже щенки появились. Я бы хотела одного домой забрать, но деда это явно не обрадует.
«Як ви провели літо?» Каждый год эта тема раздражала своей банальностью. Учителя к этому первому уроку явно готовились только внешне: прически, платья, броши, вышиванки, а вот содержание, как обычно, оставалось, где-то на речке.
«Как мы могли провести лето?» – размышляла я. Живя в селе – на огороде, после которого ходили купаться на Десну. Наши лица обгорали на солнце, мы наслаждались купленным за собственные деньги мороженым, дурачились в песке, воровали лодку и переправрялись на другой берег, где пропадали в зарослях ежевики и тонули в пшенице, вдыхая доносившийся отовсюду запах полевых цветов. Что нового можно написать, если каждый учебный год начинается именно с этой темы?
Наверное, мое скверное настроение, которое даже мальчишки заметили, хорошо дало по мозгам, поэтому написала то, что стучало молоточками в голове пару дней.
Начнем с того, шо ми літо уже провели. Чого про це писать? Я взнала шо люди є не тіки хароші, є пагані, як деякі мої учителі і сусіди. Шо ви мине питаїте? Самі ж знаїте, шо ми сидим на городі днями, а коли просапаїм – ідем купаться. Ше я тепер знаю шо мамка не завжди мамка, а мачуха може бути і мамкою. Шо животні кращі людей. А є і хароші люди. А ше люди вмирають, по собі лишают тоску. А ше непонятно, чого малина потрувана радіацією. Чого жовті таблички розвішувать? Не треба було травить.
Усердно вывев последнюю строку, не читая, положила его на стол классной руководительнице – Марине Федоровне. Она же и преподавала украинский язык, на котором я бегло нормально изъяснялась, а вот писать мне было сложно. Может, все дело в том, что мой дед, мать, мальчишки – Руслан и Олег – абсолютно русскоязычные. А как иначе? Отец Олега из Сибири, своего друга он привез и познакомил с матерью Руслана, так что они на половину русские. Женя был единственным украиномовным. Причем, хотя его родители простые рабочие (мама и вовсе домохозяйка), но его речь была грамотной и красивой. Еще он очень красиво читал стихи Шевченко. В лицах так. С нами он разговаривал на русском, но, когда злился или нервничал, мог выдать то или иное словцо на «калиновій». А уж хорошо, даже отлично, я знала иной вариант украинского языка – суржик. Хотя у нас в деревне его все знают.