Утро выдалось солнечным. Встав с первыми петухами, я счастливо потянулся и прибрав спальное место, рванул ухаживать за белой братвой, которая уже вовсю хозяйничала на кухне. Откусанный цветок герани на подоконнике, перевёрнутая миска с молоком, и лужи, которые были повсюду, это ещё пол беды. Но вот где действительно была проблема, так это шарики коричневого цвета в моей сумке. По всей видимости, братаны и сёстры решили, что это их туалет. Писали они везде, а вот какали исключительно в мой походный рюкзак. Поздравив себя с бестолковостью и безалаберностью к своим собственным вещам, я быстро навёл порядок, и покормил пушистых и хвостатых новых друзей. Потом взял полотенце, и вышел в сени. Умылся и побрился я быстро, и мне нестерпимо захотелось искупаться. Когда я прошлый раз к ней приезжал, то купался на озере, которое находилось недалеко от дома. Пять минут пешком. Я рванул туда, предвкушая наслаждение от прохлады воды. Лёгкой трусцой пробежал эти метры, увидел прозрачное, как стекло воду. Скинул с себя всю одежду, и оставшись «в чём мать родила», нырнул в воду. Какое счастье. Купался долго, с наслаждением. Нырял, плавал и повернувшись на спину, ловил солнечные лучи, которые так и норовили поймать меня и опалить глаза. Когда вышел на берег, словил себя на том, что замёрз. Долго плавал. В предвкушение горячего чая и пирогов с яблоками, быстро натянул на мокрое тело одежду, пошёл к дому. Посёлок уже вовсю жил своей сельской жизнью. Повсюду были слышны кудахтанье кур и мычание не доенных коров. Окрики хозяев животных и мерное постукивание топора об дерево. Люди приступили к своим обязанностям.

Подойдя к дому, я обернулся. Глотая чистый воздух деревни впрок, чтобы прочистить себя и запастись им на подольше, я решил тоже нарубить дров. У бабы Нюры была старенькая банька, и я решил истопить её, помыться. Пройдя в сарай, обнаружил топор и чурбачок, с помощью которого рубят дрова. Нарубив целую кучу, оттащил её ближе к бане, чтобы к вечеру истопить её, да пожарче.

Зайдя в дом, улыбнулся. Маленькие пушистые проказники такое натворили, что бедная Нюра не знала за что браться. И смеялась, и ворчала одновременно.

– Дима, ты посмотри, что натворили они. Кошмар какой – то. Бестии белые. И ведь не сделаешь ничего, маленькие они, бестолковые. С одним бы справилась, ну с двумя, а тут семеро. И ведь все одинаковые. Одного скинешь с подоконника, два других таких же тут же запрыгивают. У меня в глазах двоится, или уже троится. Давай, помоги мне их усмирить.

– Да как их усмиришь, баба Нюра? Они же котята. Им бесполезно внушать, что так нехорошо делать. Мне в рюкзак все семеро покакали. Я с утра стирал сегодня.

Она засмеялась, пожурила очередного котёнка, который тёрся возле её ног с требованием добавки молока, и одев платок на голову, ушла готовить завтрак. Я же, пересчитав их всех, нащупал свой телефон, и набрал номер Ольги. Нужно было успокоить хозяйку, что я их не украл, а просто взял нечаянно. Трубку она взяла с первого гудка.

– Доброе утречко! Простите сердечно, – начал говорить я, – вчера умыкнул вашу переноску с семерыми котятами. Готов искупить вину и принести вам ваших красавцев. Не велите казнить!

– Да что вы, Дмитрий. Это вы простите великодушно. Отдала вам переноску, и забыла совсем про неё. Домой пришла, хвать, а котят нет. Вот думаю дура, сейчас очень плохо всем будет. Ведь животных у вас никогда не было, небось поимели проблем – скороговоркой сказала она.

– Ну было немного, не без этого. Но они клёвые такие, белые. И конечно наглые совсем. Покакали в рюкзак, пописали везде и сожрали все цветы на подоконнике. Зато какие песни мне на ночь пели. Один осмелевший, меня даже лизнул. Ну и одна, сеструха его, два раза куснула. Ничего, вытерпели. Готов принести вам их, куда скажете.