П.Я. Чаадаев

В 1816 году в доме Карамзина Пушкин познакомился с другим знаменитым царскоселом, сыгравшим исключительно важную роль в формировании мировоззрения поэта. Это был Петр Яковлевич Чаадаев, или «Прекрасный Чаадаев», как называли его в литературных салонах обеих столиц. В Царском Селе после возвращения из Франции квартировал лейб-гвардии гусарский полк, где он служил. В конце 1820 года Чаадаев, которому все без исключения прочили самое блестящее будущее, вплоть до звания личного адъютанта Александра I, неожиданно подал в отставку. Столь же неожиданно отставка была принята. По этому поводу в Петербурге ходило бесчисленное количество легенд, согласно которым Чаадаев поплатился за то, что, будучи человеком непомерно тщеславным и торопя свою служебную карьеру, начал интриговать против своих сослуживцев. После известного солдатского бунта в Семеновском полку он якобы сам напросился поехать с докладом об этом к императору Александру I, который находился в то время на конгрессе в Троппау. Но опоздал, и глава австрийского правительства Меттерних узнал о солдатском бунте раньше, чем русский царь. С особой издевкой в голосе говорили о том, что опоздал из-за особого отношения к своему внешнему виду. Ради безупречности туалета будто бы подолгу задерживался на каждой станции.

Так это или нет, сказать трудно, но, когда он прибыл в Троппау, разгневанный Александр I якобы «запер его в каком-то чулане на ключ, а затем выгнал». Честолюбивый Чаадаев не на шутку обиделся и тут же написал просьбу об отставке.

После выхода в отставку Чаадаев совершил длительное путешествие по Европе, результатом которого стали знаменитые «Философические письма», в них он весьма критически отозвался о духовном выборе России. «Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя», – писал он. В 1836 году, за публикацию одного из своих писем, Чаадаева официально объявили сумасшедшим.

Позиция Пушкина в этом вопросе была прямо противоположной взглядам Чаадаева. Он относился к прошлому и будущему России с искренней любовью. В этой связи любопытна легенда о том, что в драматической судьбе Чаадаева поэт будто бы принял самое непосредственное и не очень благородное участие. Если верить фольклору, Николай I, встретив однажды Пушкина, сказал ему: «А каков приятель-то твой Чаадаев? Что он наделал! Ведь просто с ума спятил!» А Пушкин, будто бы шутя, ответил, что действительно «Чаадаев начитался иностранных книг, и в голове у него что-то неладно». Это будто бы и подало мысль Николаю I подвергнуть сочинителя «Философических писем» медицинскому осмотру и надзору.

Исключительно важным событием для формирования мировоззрения Пушкина стала Отечественная война 1812 года. О войне говорили задолго до ее фактического начала. Слухи подогревались рассказами «очевидцев» о появлении в небе зловещей кометы. Правдоподобность этих рассказов подчеркивалась тем, что сама императрица запросила о комете столичных астрономов. Те будто бы подтвердили, что да, такие кометы и раньше появлялись накануне важных общественных событий, и особенно войн. Рассказы доходили до лицеистов, тревожили и волновали их горячие юные сердца. Поэтому, когда война началась, они были, что называется, к ней готовы.

Спустя двадцать лет в обращении к товарищам по случаю одной из лицейских годовщин Пушкин писал:

Это мягко сказано: «с досадой». На самом деле, как впоследствии вспоминал сын директора лицея, лицеист пушкинского набора Иван Малиновский, после проводов гвардейских полков они «до того воодушевлялись патриотизмом», что забрасывали под лавки учебники по французской грамматике. Полки проходили на виду воспитанников по дороге, пролегавшей прямо под остекленной галереей лицея, и воспитанники не отходили от окон, пока последний солдат не исчезал за поворотом дороги на Софию. Почти сразу после окончания войны, в 1817 году, по инициативе императора Александра I на этом месте установили чугунные триумфальные ворота, на антаблементе которых золотом было написано: «Любезным моим сослуживцам». Их воздвигли по проекту В.П. Стасова, того самого архитектора, что перестраивал Фрейлинский корпус Екатерининского дворца для нужд лицея. Первоначально ворота стояли в ограде парка напротив павильона Адмиралтейство, но затем их перенесли на новое место. В XIX веке в гвардейской офицерской среде их называли «Любезные ворота».