Да и сам Саша Пушкин крепким здоровьем не отличался. Он часто болел, порой опасно. Так совсем маленьким он перенес пневмонию, которая в те времена часто оказывалась роковой.

Современники характеризовали Пушкиных как взбалмошное семейство. Сергея Львовича считали приятным собеседником, на манер старинной французской школы, с анекдотами и каламбурами, но в существе человеком самым пустым, бестолковым и бесполезным и особенно безмолвным рабом своей жены[4]. Последняя была женщина не глупая, но эксцентрическая, вспыльчивая, до крайности рассеянная.

Хорошей хозяйкой Надежда Осиповна не была. Дом их представлял всегда какой-то хаос: в одной комнате богатые старинные мебели, в другой пустые стены, даже без стульев; многочисленная, но оборванная и пьяная дворня, ветхие рыдваны с тощими клячами, пышные дамские наряды и вечный недостаток во всем, начиная от денег и до последнего стакана[5].» Когда у Пушкиных были гости, то всегда приходилось посылать к соседям за приборами: своих недоставало. Все в хозяйстве шло кое-как, не было взыскательного внимания хозяйки, провизия была несвежая, готовка дурная.

Дельвиг, собираясь на обед к Пушкиным, писал Александру Сергеевичу:

Отец Пушкина, Сергей Львович, был человек от природы добрый, но вспыльчивый. При малейшей жалобе гувернеров или гувернанток он сердился и выходил из себя, но гнев его скоро остывал. Он забывал о произошедшем, выкидывал проблему из головы. Вообще Сергей Львович не любил заниматься домашними делами и воспитанием детей; все была предоставлено Надежде Осиповне. А вот у нее характер был не из легких!

Никогда не выходя из себя, не возвышая голоса, Надежда Осиповна умела дуться по дням, месяцам и даже годам. Поэтому дети, предпочитая взбалмошные выходки и острастки Сергея Львовича игре в молчанку Надежды Осиповны, боялись ее несравненно более, чем отца.

Александру в детстве доставалось от нее гораздо больше, чем другим детям. Надежда Осиповна его не любила. Порой мать придумывала для сына странные и необычные наказания. Так, чтоб отучить его в детстве от привычки тереть руки, она завязала ему руки назад на целый день, проморив голодом. Мальчик терял носовые платки, так она объявила: «Жалую тебя моим бессменным адъютантом», и подала ему курточку, к которой носовой платок был пришит наподобие аксельбанта. Эти «аксельбанты» менялись в неделю два раза; при аксельбантах она заставляла его и к гостям выходить. Конечно, это было очень унизительно, но результата она достигла: Александр перестал и ладони тереть и платки терять.

За детьми следили дядька-воспитатель Никита Козлов, кормилица Ульяна и няня Арина Родионовна. О первой ничего не известно, а вот вторая обладала незаурядным умом и душевной чуткостью. Неграмотная, она наизусть знала огромное количество народных сказок и песен, которые очень любили слушать дети.

Дядька Никита Козлов тоже был хорошим сказителем и состряпал однажды из народных сказок нечто вроде баллады о Соловье-разбойнике, богатыре Еруслане Лазаревиче и царевне Миликтрисе Кирбитьевне. Поэту он был предан всю жизни, до самой смерти Пушкина.

До шестилетнего возраста Александр, рос толстым, неуклюжим и замкнутым мальчиком. Он был небольшого роста, кудрявый, с африканскими чертами лица. Мальчик выглядел рохлей и замарашкой, одежда на нем сидела нескладно и быстро пачкалась.

Его нелюдимость и нежелание общаться со сверстниками приводили в отчаяние его мать. Она почти насильно водила его гулять и заставляла бегать, но он охотнее оставался с бабушкой Марьей Алексеевной, которая его очень любила. Мальчик часами мог наблюдать, как та занималась рукоделием.