– Но сие невозможно, ибо меня в то же мгновение узнают.

– Тогда следует дождаться прихода государя, – произнес Бестужев.

– Но и сие невозможно, ибо вызовет подозрение.

– Ты должен дожидаться царя на Дворцовой площади, чтоб нанести удар, – резюмировал Рылеев.

Александр Бестужев, не одобрял идею цареубийства, поэтому внутренне понимал, что гложет сейчас Каховского. И решил ему помочь. Провожая Каховского, Александр Бестужев шепнул ему:

– Зайдите ко мне утром.

Около шести часов утра Каховский пришел.

– Вас Рылеев посылает на Дворцовую площадь? – спросил Бестужев.

– Да, но мне что-то не хочется.

– И не ходите, это вовсе не нужно.

– Но что скажет Рылеев?

– Я беру это на себя; будьте со всеми на Петровской площади.

Едва Каховский собрался уходить, пришел Якубович и тут же сообщил:

– Друзья, хочу вас поставить в известность, что я отказываюсь от данного мне поручения – взятия дворца, предвидя, что без крови не обойдется…

Якубович играл в свою игру: и нашим, и вашим. Ежели переворот удастся, я с вами, ежели нет – моя хата с краю, я ничего не знаю. А ведь на него возлагались очень большие надежды. Особенно в деле поднятия Гвардейского Морского экипажа.

В ночь с 13 на 14 декабря молодые офицеры Гвардейского Морского экипажа готовились к восстанию со всей серьезностью. Один из двух братьев Беляевых велел принести оселок и точил им саблю для действий поутру. При этом на стоявшем рядом столе лежала пара заряженных пистолетов. Моряки ждали Якубовича, и начали готовиться к выступлению рано – в семь часов утра.

Арбузов вызвал фельдфебеля своей роты Боброва и приказал:

– Объявить солдатам, что за четыре станции за Нарвою стоит 1-я армия и польский корпус и если вы дадите присягу Николаю Павловичу, то они придут и передавят всех.

В это же время ходили по ротам и агитировали братья Беляевы.

В 6-й роте ротный командир лейтенант Бодиско собравшимся вокруг него матросам объяснял:

– В принятии присяги вы должны руководствоваться своею совестью, и я вам ни приказывать, ни советовать не могу.

Квартира Арбузова в казармах Гвардейского экипажа в эти часы превратилась в штаб. Офицеры приходили, обменивались новостями и мнениями, уходили. Причем были здесь не только офицеры Экипажа: с восьми до девяти часов у Арбузова дважды побывали мичман Петр Бестужев и прапорщик Палицын – офицеры связи тайного общества. Они уводили Арбузова в другую комнату, узнавали новости, отдавали распоряжения и тот же час уезжали, говоря, что им надобно быть еще во многих полках.

Весь Гвардейский Морской экипаж повторял слухи о генерале или генералах, которые еще затемно предостерегали часовых от измены первой присяге. Офицеры-декабристы их, естественно, не разубеждали.

В начале десятого часа в Экипаж пришел Николай Бестужев. Он встретился с офицерами-моряками в квартире Арбузова, и то, что он сказал, свидетельствует о подлинных намерениях штаба восстания:

– Кажется, мы все здесь собрались за общим делом, и никто из присутствующих здесь не откажется действовать; откиньте самолюбие, пусть начальник ваш будет Арбузов, ему вы можете ввериться.

Поскольку Арбузов был занят агитацией и подготовкой матросов и некоторых офицеров, Николай Бестужев взял на себя задачу выяснить общую обстановку и связаться с другими полками.

Как только Бестужев ушел от Арбузова, там появился Каховский в синем сюртуке. Его стремительная фигура пронизывает весь этот день. Он приехал в Экипаж от московцев, где Бестужевы и Щепин только начинали действовать. Перед этим он ездил к лейб-гренадерам. Каховский был наэлектризован и энергичен. Он вышел с Арбузовым в другую комнату, спросил, не нужно ли кому кинжал.