Мидхат же, хотя плохо, но помнит отца… А раз помнит, то считает своим долгом поправлять всё, что ни скажет братишка.

Сегодня вот эти пацанята встречают четвёртую весну войны…

Мутахар, потирая пятки, озябшие и покрасневшие словно гусиные лапки, обращается к брату:

– Мидхат! Айда поиграем на крылечке, там теплее!

– Только ведь вышли! Уже замёрз?

– Ноги замёрзли. Пошли!..

Мидхат недовольно ворчит:

– А ты, оказывается, нытик! И ещё говоришь, что станешь солдатом!

У него у самого-то ноги тоже замёрзли, но он не хочет подавать виду, ведь он старше. А Мутахару так хочется стать солдатом, поэтому он не остается в долгу:

– А вот и стану!

– Нет, не сможешь! – продолжал Мидхат, но уже усаживаясь на крыльце. – Ну, во что же будем играть?

– Давай, как будто чай пьём.

– Не-е, это девчачьи игры.

– Ах… а мы, мальчишки, ведь тоже чай пьём?!

Мидхат понимал, что с братишкой спорить бесполезно, поэтому махнул рукой: «Наливай!»

Мутахар начал «разливать чай» в кусочки фарфоровой посуды, которые когда-то сам и собирал.

– Чего молока-то не наливаешь?

– Брат, мама ведь корову продала, поэтому чай у нас без молока.

Вспомнив, что мать действительно ещё осенью продала корову, старший с грустью вздохнул. Конечно, был бы на зиму корм, не стала б продавать…

– Мы сейчас пьём чай понарошку. Значит, и молоко у нас есть. Понял? Вон наш телёнок, будто бы он вырос и стал коровой.

– Ладно, – кивнул в ответ Мутахар и начал ставить в ряд кусочки из глины. – Ешь, Мидхат, хлеб, ох и много ж его у нас…

Внезапно он умолк. Уставился на брата и, чуть не расплакавшись, тихо промолвил:

– Брат, я есть хочу.

– Погоди, Мутахар, давай доиграем.

– Не-е, я не буду больше играть. Есть хочу… хо-о-чу-у-у!.. – Слёзы горошком покатились по лицу мальчугана.

– Ну вот… Подожди, не плачь! Такой большой – и плакса. Дождёмся мамы. Если сейчас покушаем, вечером останемся голодными. Ты этого хочешь?

– У меня болит вот тут, – Мутахар, тяжело дыша, показал на живот.

Мидхат по-всякому старался его успокоить.

– Скоро вернётся отец. Разве не слышал, мама говорила-когда он вернётся, у нас и хлеба, и картошки будет навалом?..

Мидхат и сам постарался представить себе тот день: неужто когда-нибудь у них каждый день будет и хлеб, и картошка?!

В глазах Мутахара сверкнули радостные искорки:

– Скоро папа привезёт хлеб? Скоро, да ведь?!

– Эх, ну и глупенький же ты! Как он может с войны привезти хлеба?

– А что? И хлеба привезёт! – стал Мутахар убеждать брата. – Отец ведь знает, что мы голодаем… Мидхат-агай, а давай посмотрим: может, осталась у нас в печке картошка?

Мидхат не посмел возразить братишке.

Вот Мутахар начал шарить кочергой в печи. Через некоторое время послышался его подавленный голос:

– Нету…

Слов нет, Мидхат и сам проголодался. Что-то там внутри у него в животе так и щиплет, так и щиплет. Картошка-то есть дома, но мать их день на день посчитала… Разве только то, что под кроватью хотя бы две картофелины из оставленных на ужин … Нет, мать побьёт. Бывало, как придёт с работы разбитая, усталая, могла и отругать, и дать оплеуху.

Мутахар вновь начал хныкать:

– Во-о-он, у бабы Хадисы из трубы дым пошёл! Наверное, кушать готовит.

– Тише, говорю. Я тоже голодный, но ведь не плачу. Терпи!

Хоть так и сказал Мидхат, но сам не стерпел, зажал в ладошки две картошечки. Если попросить Хадису-инэй, может, испечёт?

На скрип двери бабушка Хадиса повернулась и, увидев соседского мальчишку, пригласила войти в дом.

– Нет, я пришел попросить вас испечь вот эти две картошки, у нас печка не топлена.

– Картошку! Ой, да конечно, сынок, испеку! Вот и сама поесть стряпала ребятишкам, – сказала бабушка, показывая на внуков.