– Дак беляки за старую жизню, а мы – за новую, чего тут неясного табе?! – сильно удивился Епифан, вытаращив глаза.

– А чего же они тогды скидывали царя, он как раз не хотев менять ничего? – с ехидством спросил Егор, подавшись всей грудью к брату.

– Им, наверно, без царя в голове, посвободней, – усмехнулся лукаво Епифан.

– Во-во, тогда я себе царь и бог! – выпалил хмельно Егор. – А ежели кроме шуток, я тебе напрямки брякну. Да, я войну бросил, и всем ба посоветовал сделать то же самое. Однако же дураки – продолжают лить кровь русские своих же, русских!

– Кто? – тупо уставился Епифан, разобранный хмелем.

– Да все: и белые, и красные. А жизнь у всех одна и ещё вся, поди, впереди; а вчерашние распри – пора позабыть. Ведь можно друг другу уступить, э-э… да что там… – он расчувствованно помолчал и тогда начал снова. – Мне, братуха, по совести сказать, дюже Настю стало жалко: где бы я её оставил? Стариков её побили беляки, поперва остался с ней на день, думал, опосля догоню своих, а потом махнул на всё рукой. Что же они моими руками хотели кровь проливать, свой мир установить? Впрочем, давно замышлял уход, и вот сам Бог послал мне Настю. Ступай, говорит, и живи, я поверил и пошёл. Это ж, я думаю, таперяча она забрюхатит, потом где искать буду? Да что там, решил и баста – покачу домой!..

Когда братья Мартунины строили дом (не без помощи деревенских мужиков), Настя была уже на сносях, чему Егор, ожидавший сына, тихо радовался.

А когда домище под железной кровлей был готов принять новосёлов, решил жениться и Епифан – конечно, не без науськиваний матери:

– Жанись, Епиша, хочу напоследок внуков повидать. Нянчить стану, и коли приспичит умирать, чтобы на душе было ба спокойно, что увсе мои детки к жизни приладены и будет что на том свете вашему отцу обсказать.

На материну байку Епифан, полеживая на кровати, спокойно посмеивался, а сам при этом вспоминал о своей невесте Софье из соседнего села Лисёнки. Он узнал, что она жила недалеко от подворья сестры Нюты, и в тот же вечер заехал к ней. Епифан бывал здесь и раньше, но почему-то не замечал девушку. Вот уже с полгода он работал егерем в лесничестве, и потому на сельских барышень ему некогда было заглядываться. Но однажды во время объезда своего кордона узрел в лесу пришедших по грибы девушек и от неожиданной встречи тотчас же опешил; он уставился на них; его взор выхватил весёлую и бедовую хохотунью – это и была тогда ещё совсем юная Софья…

Ранней осенью, как положено на селе, Епифан женился. Егор уже к тому времени жил на своей половине дома, а брат свою ещё не успел отделать, занятый по горло работой лесника. И для начала пришлось ему перезимовать с молодой женой в старой избе, бок о бок с матерью и сестрой, а уж к лету заботами Софьи да с помощью усердной сестры ладно отделал свою половину.

И вот Екатерина осталась жить с матерью в старой их избе, иногда грустила о недавней совместной жизни с братьями, изредка ходила в гости к Нюте.

Тем временем Егор вовсю обживался, завёл корову, овец, потом купил и лошадь и повел в охотку свободную хозяйскую жизнь, к которой всегда стремились самые толковые крестьяне. Он помнил, как бабка рассказывала, когда отменили крепостное право, почему-то не все крестьяне обрадовались дарованной свободе, поскольку не знали, что с ней, свободой, делать, ведь без барина жизнь как-то не клеилась и страшно было вести своё хозяйство, и тогда снова нанимались к нему в работники… Так оно, видать, навредило крестьянской сущности, чего они не понимали и жили, как их когда-то принудили к покорству перед барами.