Глава 3.
В начале того же июля, дорога.
Если тобой не интересуется разведка, ни своя, ни иностранная – ничего обидного. Главное, чтобы ты сам при этом не чувствовал себя никому не нужным.
Василич даже, как-то на досуге, подсчитал, что тех, кому его компания по душе – 23 человека. Про остальных – не был уверен. Честно говоря, Василич элементарно не знал: стоит ли бороться за увеличения этого списка? Какой смысл? Уже стучится в дверь полтинник, уже давно зовут по отчеству. Даже сам себя. Типа: эх, Васильич, стареешь.
Наступил момент, когда пора пересмотреть приоритеты. Что это значит? Просто продолжать спокойно жить, но уже потихоньку «паковать чемоданы» для возможно неожиданного, но безвозвратного отбытия. Или ещё стоит побузить? Что-нибудь из серии – «бес в ребро»?
Последний вопрос, возник не как праздный перебор вариантов «жития во старости», а кстати реально вырос на дороге. Машина, которая несла Василича по Дону (трасса М4), словно остановилась сама у пустынной остановки, где с потерянным видом сидела дама средних непонятных лет. По наряду – провинциалка, и оттуда же поползновения на моду. Василич и так давно хотел «тормознуть», ну там пи-пи и ноги размять. А тут – попутчица, и всё по случаю.
Звали её Глаша. Да, необычное имя. Она и произнесла, как бы стесняясь его дремучей патриархальности. Ехала в какой-то городок, километров сто вперёд.
Почти два часа, прикинул Василич. Конечно же, стал изучать; нет – нет, но глазами «давил косяка» на соседку. Прежде всего, на то, что посчитал модной атрибутикой: джинсовые шорты с витьеватой вышивкой и тату во всё левое открытое плечо: огромная змея(!)
– Глафира! (звучит-то как!) Судя по татуировке, вы из спецподразделения?-
Ирония не скрывалась, всё за то, что рядом – образчик спецназа жриц любви. Однако, вульгарностью не пёрло, чувствовалась лишь какая-то жизненная усталость и оттуда же ответ:
– Да, я проститутка. Вы так хотели спросить? Чтобы уточнить форму оплаты? И когда? –
Сказала-бросила, как вызов. Василич, не по годам засмущался, словно его неожиданно застукали на чём-то неблаговидном. Затих.
Километров десять проехали молча. Пассажирка успокоилась. Стала рассказывать.
Её уже подвозил один до Василича. Настаивал на интиме. Очень настойчиво. Как отбилась? Ладно, скажу. Сымитировала болезнь кишечника.(Достала из сумочки и показала баллончик). Нажму, и раздастся характерный звук как из человеческих глубин и запах, как будто хозяин звука съел перед этим сдохшего крокодила.
Василич понял: это предупреждение и ему. Ох, как не эротично, тем более при его щепетильности ко всякого рода неблаговонным амбре.
Промелькнули ещё молчаливых километров пять. Глаша(?), уверовав в действенность своего ограничителя, расслабилась окончательно. Нет, ноги на торпеду не вскинула, но продолжила рассказ «за свою жись». Никто, то есть Василич, об этом нисколько не просил, но, видно, подруга была из тех типажей, которые снимают напряги болтовнёй, правдивой или придуманной. Что тоже не важно, лишь бы не убаюкивало.
А сама автобиография – ничего оригинального. Всё ожидаемо.Разница, конечно, есть: у тех, кто за прилавком – одно, у одиноких на остановке – другое, и т.д. Но в основном – в ньюансах, а так: все принцессы в предвкушении процесса. В смысле, ждут, когда их так или иначе произведут в королевы.
Любовь, замужество, дочка – тут гладко, как надо. Жили-радовались. Да видно, громко радовались-то, а беда, она ж всегда за углом таится, вот и привадили. Сильно заболела дочь. Лечение дорогое. Муж поехал на заработки. И пропал. Згинул или … сбежал. Мужики бывают слабы в бытовых передрягах. А бабы – лошади, вот и тяну сама лямку.