Ясное прежде небо, заволокло тяжёлыми тучами, а на город, встретивший прибывших «мухой» пассажиров мелким дождём, опустились сумерки. По лучам света, падающим из освещаемых центральную улицу фонарей, было ясно видно, что дождь становился гуще. Пока вышли на ближайшую автобусную остановку, пришлось изрядно промокнуть. Жалея Игоря, тётя Маша предложила ему ехать с ней. Ведь, ему в незнакомом городе, и деваться-то было некуда, кроме как остановиться в гостинице, где могло и вовсе не оказаться свободных мест. Поэтому Игорь быстро согласился с предложением своей добродушной попутчицы. Вскоре прибыл городской «Икарус» жёлтого цвета и они заняли стоячие места в задней части автобуса. Ехали молча и не долго. Каждый погрузился в свои мысли, которые уже вскоре пришлось потревожить. На четвёртой остановке пришлось выходить. Перебравшись через проезжую часть на противоположную сторону улицы, и проделав ещё несколько десятков шагов, они очутились возле желаемого дома. Тётя Маша проживала с дочерью Светланой в небольшом деревянном одноэтажном доме на четыре квартиры с двумя парадными. Квартира Митрофановых оказалась трёхкомнатной, имела отдельную кухню и небольшой коридор, из которого можно было попасть в совмещённый санузел. Тётя Маша оказалась очень гостеприимной хозяйкой и приняла Игоря, словно дорогого гостя. Ему сначала было неловко от окружившего его персону внимания, но постепенно он свыкся с ролью гостя и в сердцах благодарил Бога за такой подарок судьбы. Нашёлся у Митрофановых под стать Игорю спортивный костюм, в какой он тут же переоделся, чтобы дать своей одежде возможность высохнуть. Вскоре Володя натопил титан, и появилась возможность принять горячий душ, после чего было долгое застолье с запоздалым ужином. Насытившись домашней пищей, стали беседовать на различные злободневные темы, после чего Игорю предоставили чистую постель и он окунулся с головой в крепкий продолжительный сон.
Утром Игоря потревожил шорох движений в комнатах. Проснувшись, он сразу увидел стоявший у его изголовья стул, на котором лежала его высохшая и проглаженная одежда. Так после такой оказии между Игорем и семьёй Митрофановых завязались настоящие дружественные отношения, укрепляющиеся при любой возникающей возможности…
Внезапно нахлынувшие воспоминания развеялись в один миг, словно ничего и не было. Мельниченко работал на подвахте и не забывал выбирать приглянувшиеся трофеи для личной пользы. Ему хотелось сделать Митрофановым приятный презент, чтобы ещё раз отблагодарить тётю Машу не на словах, а на деле за её тёплое участие в его беспокойной судьбе. Он уже насобирал полную трёхлитровую банку отборной «царской» креветки, пару килограмм крупной корюшки и несколько больших камчатских краба, подкинутых рефмехаником, для последующей разделки на филе. Подобрал он и два краба мохнатика, предназначенных для изготовления чучел на сувениры. Между делом он продолжал работать совковой лопатой, перекидывая пересортированный улов из шкафута в носовую часть судна. Справившись с уловом, Игорь перекурил вместе с другими рыбаками, слушая безобидные рыбацкие шутки, затем взял необходимый инструмент и спустился в машинное отделение для производства профилактики преобразователя аварийного агрегата рулевой машины.
В кропотливой работе и удачной рыбной ловле дни пролетали довольно быстро. Под конец первой недели на шкафуте, в специально изготовленной загородке, собралось немало разносортной рыбы и прочих морских обитателей Татарского пролива. Капитан, тем временем, принял решение опустить трал ещё на несколько тралений и следовать в базовый порт для сдачи рыбы. Да, не тут-то было! Очередной улов обрадовал рыбаков множеством качественных камчатских и королевских крабов. Все крабы, как один, были крупные, при твёрдом крепком панцире и не имели повреждений. Первосортные крабы оценивались для промысловиков по четыре рубля пятьдесят копеек каждый, что равнялось, по тем временам, одному центнеру, выловленных в японской экономической зоне ивасей. Хотя промышлять крабов подобным образом категорически запрещалось.