– Выходит, рассекретили нас? – поинтересовался Мищенко. – Свои и рассекретили? Так надо, что ли?

Артем пожал плечами. Зелено-бурые фигуры солдат мельтешили под стенами дома. Мелькнуло кепи майора Семенцова. Кто-то вскинул «калаш» и помахал им в воздухе. Там праздновали победу.

«Задание выполнено. Наши дальнейшие действия?» – такое послание отправил капитан Тарасов бате в тот вечер.

«Продолжаете плотно работать со спецназом МВД», – гласил ответ.

Прапорщик Шурави был жестоко обижен: вечером, сразу после ужина, Тарасов орал на него, как на салагу-первогодка. «Были бы на базе, дневальным бы поставил сукина сына!» – так завершил капитан жестокий разгром.

«Козлина! – топая вдоль казарм, психовал Шурави. – Пацан!.. Ну, поговорил с человеком – экая секретность! Много берешь на себя, капитан! Ты в военном училище еще полы мослал, когда я под Кандагаром пролил кровь!.. Завтра, как Умара брать будем, я тебе покажу, кто воевать умеет! Сосунок…»

От этих слов стало легче на душе. Старший прапорщик отправился к новому другу – майору Семенцову, простому и понятному парню, без выкрутасов.

Купленные по случаю на КПП ноль семь водки плескались у самого сердца.

– Товарищ капитан! Товарищ капитан! – Дробный топот по расхлябанным доскам модуля отдавался в больной тарасовской голове. – Приказано будить!

Артем приподнялся на локте. Вишь ты, без доклада бежит боец – что-то нехорошее случилось…

– Товарищ капитан, вас товарищ майор Семенцов зовет! – выпалил тощий дневальный. – Будить приказано!

– Что значит «зовет»? – проворчал Тарасов. – Он совсем охренел, что ли?!

– Там у Мишки крыша съехала! – выпалил дневальный. – Совсем съехала!..

Артем спустил ноги с кровати и стал шнуровать ботинки.

– А кто такой этот Мишка? – спокойно поинтересовался он.

– Водитель с хлебовозки… У него это… девушка замуж вышла! В Рязани…

– Ну, если в Рязани… А сколько служит?

– Восемь месяцев.

– Он с оружием, что ли? Шухер такой подняли…

– Так точно, с оружием… Застрелюсь, говорит!

– Где он?

– На старом складе заперся.

Майор Семенцов, укрывшийся за пустыми бочками из-под соляры, тихо матерился: мобильный зама по воспитательной работе не отвечал. Рядом топтался дежурный по роте. Из-под днища разобранного «ЗИЛа» торчали две пары ботинок: караульные держали склад под прицелом.

Артем прошел мимо Семенцова, не удостоив того взглядом, и медленно двинулся по открытому месту прямо к укрытию, где скрывался потенциальный самоубийца. Тарасов чувствовал: оттуда, из-за двери следит за ним затравленный взгляд человечка, давшего слабину на войне.

Сквозь худые доски двери возбужденно поблескивали глаза бойца. Сумасшедшими глазами смотрел он на ставший тесным и черным мир, уставив ствол табельного «калашникова» в дверной проем. Что нужно этому бледному капитану с перевязанной головой? Тоже, видно, дисбатом станет стращать…

Тарасов подошел к двери вплотную, взялся за ржавую щеколду, потянул. Сумерки. Силуэт в мешковатом камуфляже. Автоматный ствол глянул в лицо Артему.

– Сынок, не дури-ка, – глядя прямо в перемазанное грязью дергающееся лицо солдатика, устало проговорил Артем. – Ты мне автомат дай – у меня надежней будет.

– Мне сказали: дисбат! – теряя голос, протявкал тот. – Мне сказали… Застрелюсь!

– А я тебе говорю: не будет никакого дисбата. Выходи, давай мне автомат и пойдем со мной – водки налью.

Укрывшиеся поодаль с недоумением слушали речь командировочного капитана. Он не угрожал и не лебезил.

– Ты правду говоришь? – блеснул глазами солдатик.

– Гадом буду! – сказал Артем и встал на пороге. – Давай «калаша» – вон руки трясутся как! Неровен час уронишь, разобьешь… А вещь дорогая, между прочим.