– Был ли обнаружен этот метамфетамин на теле или в организме? – спросил Поливанов.

– Результаты анализа пришли уже после похорон вашего сына. Раньше проверку не делали, потому что такая дикость просто не могла никому прийти в голову. Ведь Юрий Павлович наидостойнейший, наипорядочнейший человек. Разве можно увязать его имя с каким-нибудь плохим поступком! А теперь… – Прокурор в задумчивости побарабанил пальцами по краешку стола. – Не проводить же теперь эксгумацию.

– Если вопрос будет поставлен так – соглашусь. Уж своего сына я знаю!

– За время совместной работы я тоже успел его узнать – только с хорошей стороны. Поэтому такая находка выглядит диссонансом. Но ведь факт.

– Что же может скрываться за этим фактом? Юрий продавал наркотики? Помогал распространять?

– Вот вы, Павел Игнатьевич, задаете мне вопросы, на которые следствие пока не может дать ответа. Я думал, наоборот, вы что-нибудь подскажете.

Некоторое время они помолчали, не глядя друг на друга.

– Я думаю, наркотик ему подбросили, – с расстановкой сказал Поливанов.

– Когда?

– Наверное, после гибели.

– Зачем? – Селихов встал и зашагал вдоль стены по кабинету.

– Затем, о чем вы говорили вначале, – чтобы опорочить доброе имя.

Прокурор скептически усмехнулся:

– Вряд ли, Павел Игнатьевич. Доброе имя следователя для преступников не жупел. Это их не волнует. Всякие подброски делаются при жизни, когда хотят подвести человека под монастырь, инкриминировать ему обвинение. А сейчас эта хитрость малоэффективна.

– Естественно, кому-то хочется не только опорочить доброе имя, но и свалить на… – язык не повернулся произнести слово «мертвого», – погибшего вину. Мол, связался с какими-то темными личностями, наркоманами, – вот и результат.

– Такая версия напрашивается, – согласился прокурор. – Я сказал следователю. Однако это не облегчает его задачу. Все равно требуется узнать, каким образом метамфетамин мог оказаться в машине. Пока не удалось, намека на ясность нет.

Раздался телефонный звонок, и Виктор Николаевич долго обсуждал чей-то неполученный заработок за период содержания под стражей. Поливанов сидел с подавленным видом, как человек, столкнувшийся с чем-то, не поддающимся его пониманию. Когда прокурор закончил разговор, он сказал:

– Странно, что дотошный Позолотин ни разу не вызвал меня, ни о чем не спрашивал.

– Хотел, буквально каждый час порывался. Советовался со мной по этому поводу. Опасался – саднящая рана, можно ли дотрагиваться. Я просил подождать.

– Напрасно. Как заинтересованная сторона, я готов разговаривать. Вдруг чем-нибудь буду полезен следствию.

Не откладывая в долгий ящик, Селихов сразу позвонил следователю. Павел Игнатьевич надеялся, что тот сейчас находится в здании прокуратуры и не теряя времени зайдет в кабинет. Однако Позолотин, как назло, был на выезде – встречался с людьми, с которыми Поливанов-младший общался в тот трагический понедельник, незадолго до своей гибели. Следователь сказал, что, как только освободится, готов заехать к вице-мэру на работу. Тот же предпочитал заехать к нему – вдруг захочется посмотреть какие-нибудь документы. Договорились, что Позолотин будет ждать его к половине шестого.

Дмитрий Андреевич Позолотин, стройный мужчина сорока пяти лет, с тонкими чертами лица и пышным, слегка тронутым сединой чубом, встретил Поливанова очень приветливо. Он рассказал обо всем, что удалось установить следствию.

– Мотивы убийства и исполнители… – степенно начал Позолотин и написал эти слова на лежавшем перед ним листе бумаги, пронумеровав как два пункта. – Мотивы. Недавно во Владивостоке произошел дикий случай – бывший заключенный после отсидки застрелил троих человек: судью, обвинителя и свидетеля обвинения. Месть обидчика – весьма распространенная мотивировка преступлений. Сейчас мы интенсивно проверяем дела, которые Юрий Павлович передавал в суд. Начали с уже освободившихся осужденных и будем выходить на близкое окружение заключенных. Типичная рутина, требует времени.