– И этот человек мог бы держать свое мнение при себе! – взорвался Геннадий Иванович.

Лучинский и бровью не повел.

– Вы и впрямь слишком разволновались. Хотите другой отзыв? Запросто. «Рассказ написан хорошим литературным языком. Пристальное внимание автора к личности героя позволяет глубоко проникнуть…»

– Прекратите паясничать! – заорал Карпов.

Критик развел руками.

– На вас не угодишь.

Сергеев встал.

– Рассказы будут отправлены сегодня же.

Он повернулся к Лучинскому.

– По-прежнему считаете, что вам достаточно одной работы?

– Посмотрим, – ответил тот. – Я, кажется, вошел во вкус. Тем более, сидеть здесь без дела – со скуки помереть можно. Или спиться.

– Что вы тут устроили?! – накинулся на Лучинского Карпов, как только дверь за Сергеевым закрылась. – Покрасоваться захотелось? Как я теперь, по-вашему, выгляжу в его глазах?!

– Да не все ли вам равно? Решать нашу судьбу будет не он.

– Какая разница? Элементарная порядочность подразумевает…

– О-о, как вы заговорили, батенька… Порядочность! То есть, правду вы знать не хотите? Вам важнее иллюзии?

– Хочу! Но вы могли сказать все один на один, без посторонних! Если не ошибаюсь, у нас с вами было нечто вроде мирного договора.

– Совершенно верно. Но если я не ошибаюсь, то предупреждал, что он не может быть основан на лжи.

Карпов демонстративно отвернулся в сторону.

– Значит, снова развод? – спросил Павел Борисович. – Ну, как знаете. Пить вы не мастер, так что переживу.

Он ушел, прихватив из бара очередную бутылку. Запасы хозяева пополняли неукоснительно.

19.30

Карпов ощущал себя рыбой, выброшенной из воды на берег. Даже хуже. Рыбу, оказавшуюся на берегу, можно вернуть в море, и она снова оживет. А как ожить ему? Неужели он действительно не в состоянии сочинить и написать даже короткий рассказ? О каком романе тогда может идти речь?

«Нет драйва… Где события?.. Вы начали одну историю, а потом бросили ее и принялись за другую…»

Возможно, со стороны критика это была только поза, желание покрасоваться перед сильными мира сего? Или все-таки правда? Геннадий Иванович почувствовал, что ему становится душно. Он открыл окно в кабинете, но это не помогло. Душили стены. Или ему так казалось? Карпов накинул пиджак – вечерами еще было холодновато – и отправился на прогулку.

Возле дома он заметил Кристину. Одетая в затертые джинсы и клетчатую мужскую рубашку с закатанными рукавами, та копала яму посреди газона. Внушительная горка свежей земли высилась рядом. Поодаль на траве в окружении открытых мешков лежал саженец какого-то дерева. В Геннадии Ивановиче немедленно проснулся джентльмен.

– Вам помочь? – спросил он.

Кристина обернулась.

– Помочь? – Она воткнула лопату в землю. – Женщине, которая вряд ли знает, кто такой Алоизий Могарыч?

Карпов подошел ближе.

– И сколько вы намерены меня этим попрекать?

– Не берите в голову. В любом случае, одежда у вас не для земляных работ.

– Что с того? Если испорчу – ваш хозяин купит мне новую. Ведь мы здесь на полном пансионе.

Кристина подняла с земли дерево.

– Термин выбран неудачно. Олег Михайлович мне не хозяин.

– Тогда и вы не берите в голову. Давайте хоть дерево подержу.

Карпов положил пиджак на ближайшую скамейку и взялся за саженец, но тут же отдернул руку. Дерево оказалось колючим. Кристина сняла перчатку с левой руки.

– Держите.

Перчатка, разумеется, была Геннадию Ивановичу мала, но для этих целей годилась. Он осторожно обхватил дерево за ствол.

Кристина засыпала дно ямы гравием.

– Я думал, в таких домах для этих целей держат садовника, – заметил Карпов.

– И вы не ошиблись. Но у некоторых людей бывают увлечения. Ставьте.