В темноте он не мог разглядеть лиц своих мучителей, тащивших его за ноги по кочкам, и ни слова от них не услышал, словно это были не люди, а машины, автоматически выполняющие заданную программу. В полной тишине они взгромоздили его на какую – то площадку и толкнули вперед. Виктор упал на что-то металлическое. Оглядевшись, он увидел вверху над собою перемигивающиеся лампочки датчиков и приборов, а среди них две до безобразия искаженные головы, склонившиеся над пультом. Тут он, наконец, догадался, где находится и что с ним происходит. Ну, конечно же, это инопланетяне, и он у них в летающей тарелке. Значит, не к боевикам попал. Это – похищение. Сейчас тарелка взлетит и через несколько мгновений он окажется на межпланетном корабле, где над ним будут проводить разные эксперименты, а потом выбросят где-нибудь за тридевять земель отсюда, предварительно вытравив всю память, и станет он бомжем без имени и без племени. Вот, почему так тихо вокруг: они находятся под защитой энергетического поля, отгораживающего их ото всей вселенной.

Действительно, не прошло и минуты, как в полной тишине тарелка мелко завибрировала и плавно оторвалась от земли. Потом слегка накренилась и беззвучно плавно пошла в сторону. «Ну, вот и все, – пронеслось у него в голове. – Пусть будет, как будет, главное, что не боевики. Эти хотя бы не порубят живого на куски и не скормят собакам». И он провалился в темноту.

Только через две недели Виктор стал постепенно приходить в себя и слышать окружающие шумы. А через месяц уже сносно различал голоса. Выписывая его из госпиталя перед отправкой домой на долечивание, врач предупредил, что глухота, по все видимости, полностью не пройдет никогда, и предостерег от волнений. А когда Виктор спросил, сможет ли он продолжать службу, присутствовавшая при разговоре медсестра прыснула от смеха. Оторвавшись от своих записей, врач внимательно посмотрел на него поверх очков круглыми, на выкате глазами и, четко разделяя слова, наставительно произнес:

– Ты – контуженный, но еще не придурок. Какая служба? Пройдешь комиссию и поступай в пастухи. По тебе и так могила плачет. Благодари Бога, что жив остался и до дома может быть доедешь.

Вот это «могила плачет» и определило его дальнейшую судьбу. «Если так, – решил Виктор, – то, какая разница, когда это случится? Не пастись же в самом деле вместе с коровами!».

Поначалу он и сам верил своей выдумке о полном излечении, но захватывающие время от времени приступы заставили вернуться с небес на землю. Он начинал чувствовать их приближение за час – полтора. Сначала кружилась голова, потом все вокруг начинало искажаться, голову будто стискивало стальными обручами, и он проваливался в черную беззвучную пустоту. Иногда во время очередного приступа ему казалось, что он вновь в вертолете, уносящим его из объятий смерти. Он так и не узнал, кто вытащил его из-под трупов там, на дороге неподалеку от сгоревшей машины, погрузил в вертолет и доставил в госпиталь. Расспрашивать было некого. Раненых и убитых транспортировали сотнями, не больно-то разбираясь, кого – на лечение, кого – в морг. Бывало, что люди приходили в себя, уже числясь «грузом 200». Ему еще повезло, что он вовремя очухался, а мог бы и замерзнуть в каком-нибудь сарае в ожидании гроба.

6

– А банька-то, банька! – встрепенулся Вован и сломя голову помчался вниз.

Производившая снаружи впечатление просторной и вместительной, внутри баня оказалась маленькой. Но, несмотря на это, удобной. Большую часть закрытой веранды занимал солидных размеров стол, вокруг которого были расставлены скамьи. В помещении разливался приятный аромат то ли кедра, то ли какого-то другого пахучего дерева. В парилке могли поместиться только двое, поэтому парились по очереди. Сначала пошли Леонид с Геннадием, а когда вернулись, за ними последовали Виктор с Александром Востриковым.