Из приказа по Кавалергардскому полку[6]

…Если кто-то считает, что Жорж Шарль Дантес родился с золотой ложкой во рту, то глубоко заблуждается: ложка (пусть и не золотая, а всего лишь посеребрённая) у него появится позже, причём не без участия Фортуны, сопровождавшей этого человека всю жизнь. Фортуна капризна и скупа, но если уж накладывает свою длань на чьё-либо чело, то это чело – исключительно слабака. Ибо сильный пробивает себе путь без всякой помощи – благодаря сильным мышцам, изворотливости ума и хорошей реакции. Ни тем, ни другим, ни даже третьим судьба Дантеса не наделила, за исключением разве смазливой мордашки, которая в его жизни сыграет не последнюю роль.

Родившемуся в многодетной семье барона Жозефа Дантеса, получившего свой титул в смутные времена Бонапарта, поначалу Фортуна не выказывала Жоржу особых знаков внимания. Даже в сен-сирской военной школе он пробыл не более года, на чём всё образование и закончилось. Правда, обучению юноши помешали революционные события 1830 года, но это, в общем-то, не имело никакого значения. Когда же пришло время устраиваться в жизни, понадобились связи досточтимого батюшки.

Школа в Сен-Сире определила будущее Дантеса, которое могло быть связано только с военной службой. Проще всего было поступить в армию прусского короля. Так бы оно и произошло, если б не одно обстоятельство: незаконченное военное образование лишало возможности получить даже низший офицерский чин. Унтер-офицером – пожалуйста; но не выше. Однако в планы честолюбивого барона такая «низость» никак не входила. Пришлось подыскивать лазейки попроще. Тут-то и помогли связи отца.

Выручил наследник – прусский принц Вильгельм, – чьей протекции в отношении Дантеса перед русским императором Николаем Павловичем, с которым принц был в родственных отношениях, оказалось достаточно, чтобы уладить дело с военной службой в кавалергардском Ея Величества полку.

26 января 1834 года в дневнике Пушкина каким-то мистическим образом появляется запись: «Барон Дантес и маркиз де-Пина, два шуана, будут приняты в гвардию офицерами. Гвардия ропщет» [7].

Как бы то ни было, принятие Дантеса офицером в русскую гвардию явилось очередной улыбкой судьбы. Незадолго до этого смазливая мордашка француза смутила-таки капризницу Фортуну, которая приготовила для баловня сюрприз в виде голландского посланника Геккерена[7].

Дантес и Геккерен познакомились в гостинице одного немецкого городка. Юноша лежал в горячке, а дипломат, возвращавшийся из отпуска в Россию, остановился в той же самой гостинице. Вскоре они познакомились, а потом и подружились.

С самого начала эта дружба обещала быть особенного свойства. Долгое время об этом не принято было говорить, тем не менее абсолютно точно известно, что между Геккереном и Дантесом имела место гомосексуальная связь. Именно голландец и предложил молодому французу поехать с ним в Петербург.

Из воспоминаний однополчанина Дантеса князя А.В. Трубецкого[8]:

«За ним водились шалости, но совершенно невинные и свойственные молодежи, кроме одной, о которой, впрочем, мы узнали гораздо позднее. Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккерном, или Геккерн жил с ним… В то время в высшем обществе было развито бугрство. Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккерном он играл только пассивную роль. Он был очень красив…»[8]

Ничего удивительного, что после знакомства с голландским посланником никаких препятствий у офицера-недоучки для поступления на русскую военную службу не возникло. (Это ли не происки Фортуны?!) О французе было доложено государю, после чего уже в январе 1834 года (всего через три месяца после прибытия с Геккереном на пароходе в Кронштадт) Дантес был допущен к офицерским экзаменам при Военной академии. Причём с освобождением от экзамена по русской словесности и знанию Устава.