– У-ух? – подняла она глаза, услышав моё осторожное постукивание крылом о дверку. – Входи, пёрышко, входи. Не стучи – дверь открыта для тех, кто ищет знаний. Чувствую, вопросы роятся в твоей облачной голове, как пчёлы в улье. Садись, рассказывай. И пирогом угощайся, свежий.

Я присел на мягкий пуф изо мха, который Лунница держала для гостей, и взял предложенный крошечный кусочек пирога. Он был невероятно вкусным.

– Спасибо, Лунница, – начал я. – Ты права… вопросы. И тревога. Помнишь, ты говорила про Расколотые Сердца? Про боль, что окутывает Цветы тенью?

Сова отложила книгу, её большие круглые глаза внимательно уставились на меня.

– У-ух. Помню. Ты исцелил одно такое Сердце. Смело и самоотверженно. Но что-то подсказывает, что это был не конец истории.

– Именно! – я вздохнул. – Цветы… они не вянут. Но они… мутнеют. Их свет стал не таким чистым. Как будто в прозрачный ручей налили немного мутной воды. И я чувствую… чувствую новые тени. Но небольшие и тяжёлые, как у Миши. А маленькие. Колючие. Или тягучие. Как паутинки. Они идут от… от зависти. От неуверенности. От обиды и одиночества. – Я рассказал ей про Рыжулю и Чипу, про Ушастика и Прыгунчика, про ворчание Старого Крота. – Как им помочь, Лунница? Как исцелить то, что прячется? То, что они сами, может, не хотят признавать?