Большинство сотрудников обращалось ко мне исключительно по имени отчеству. Даже наша уборщица, которой было далеко за семьдесят, называла меня, исключительно, Татьяной Михайловной. И на все мои попытки противиться подобному официозу, она неизменно говорила: «Нельзя, Татьяна Михайловна. Никак нельзя. Вы же отдел кадров. Как же без отчества…»

Валерка был одним из немногих, позволявших себе «вольное» обращение, вплоть до «Танька». Впрочем, примерно также он вел себя и с нашими бухгалтерами, с которыми у него были дружеские отношения еще со времен «Будапешта» и с кладовщицами, тоже перебравшимися в «Вереницу» оттуда же. Все три бухгалтерши и две из трех кладовщицы, кстати, были Татьянами. И все мы, будучи Таньками, эти его шалости прощали.

Приехав в магазин, он мог запросто ввалиться в мой кабинет, открыв дверь чуть ли не ногой и нахально заявить: «Все, хватит ерундой заниматься, бросай свои бумажки. Чаю налей, устал я….»

Как-то летом, в страшную жару ( а никаких кондиционеров тогда, естественно, не было), чувствуя себя в прямом смысле слова сварившейся и умирающей от духоты, я сидела перед малюсеньким полудохлым вентилятором, гоняющим горячий воздух, пытаясь как-то собрать в кучу расплавленные мозги и сосредоточиться на работе. В кабинет, как всегда, без какого-либо выражения почтения и соблюдения субординации, ввалился Валерка и окинув меня фамильярно-нахальным взглядом заявил: «Ты чего сегодня такая страшненькая? Даже не накрашенная. Ты случайно не беременная?» Орать на наглого хама и даже огрызаться сил не было. Да и сердиться, возмущаться и пытаться «перевоспитывать» было бесполезно. Валеру можно было либо воспринимать таким, какой он есть, либо вообще не воспринимать.

С Александром Сергеевичем у Валеры были довольно напряженные отношения. Директор не входил в число симпатичных ему людей, а скорее даже, относился к тем, кто пользовался у Валеры «глубоким» неуважением. О причинах он не рассказывал, но судя по всему, неприязненное чувство возникло не на пустом месте. Валерка тоже не входил в число любимчиков АС.. Да и, думаю, ревновал стареющий ловелас к той явной симпатии, которой пользовался хулиганистый водитель со стороны представительниц женского пола. В результате этой взаимной нелюбви, общались они, исключительно, по служебной необходимости, и чуть ли не сквозь зубы.