О Ле Корбюзье написано, наверное, больше, чем о любом другом архитекторе XX века. О Лоосе же поначалу писали очень мало. Первая книга о нем вышла в 1931 году и была приурочена к шестидесятилетию архитектора [6], вторая, «Архитектор Адольф Лоос» Людвига Мюнца и Густава Кюнстлера (дополненная документами, найденными после 1931 года, но в остальном опиравшаяся на предыдущую), появилась только в 1964 году[7]. Эта книга была вскоре переведена на английский и стала самым влиятельным источником информации о Лоосе. В 1968 году отдел графики музея Альбертина выкупил документы, которые находились во владении Мюнца, и основал «Архив Адольфа Лооса». И только в 1982 году Буркхардт Рукщо и Роланд Шахель выпустили монументальную монографию «Адольф Лоос. Жизнь и творчество»[8], которая включает полный каталог работ Лооса, составленный на основе материалов архива музея Альбертина и документов трех частных коллекций. Авторы этой книги утверждают, что проделали «поистине детективную работу»: непрерывный поиск документов (который, как они настаивают, никоим образом не закончен, да и как он может быть закончен?), тщательное «прочесывание» прессы времен Лооса, беседы с друзьями, заказчиками и коллегами Лооса. Словам последних, предупреждают они, полностью доверять не следует: «Даже его ближайшие сподвижники и друзья часто подменяют реальность собственной интерпретацией», поэтому их «субъективные» и «апокрифичные» воспоминания были включены в книгу только «после верификации»[9]. В определенном смысле (даже в полицейском) эта книга со всеми ее лакунами и есть архив Адольфа Лооса.
Если изучение наследия Лооса строится на лакунах в архиве, то исследование творчества Ле Корбюзье – на его избыточности. Лоос освобождает пространство, уничтожая за собой все следы. Ле Корбюзье, наоборот, заполняет окружающее его пространство, но не просто любое пространство, а приватное домашнее пространство, собственно, дом. Чтобы понять Лооса, приходится оперировать в публичном пространстве, пространстве публикаций – его собственных и других авторов, но кроме этого еще и в пространстве устного слова, пространстве слухов, сплетен и намеков, полном загадок пространстве косвенных доказательств. Чтобы понять Ле Корбюзье, необходимо проникнуть в частное пространство. Но что здесь означает «частное»? Что это за пространство и как в него попасть?
Сквер доктора Бланша, тупиковый переулок в парижском квартале Отёй, инвагинированное пространство, улица, сложенная пополам, нечто среднее между улицей и коридором, частная дорога. В самом конце переулка под № 8–10 значится вилла Ла Рош/Жаннере, deux maisons accouplees, сдвоенный дом, который Ле Корбюзье спроектировал для Лотти Рааф и своего брата, Альбера Жаннере[10], а также для своего покровителя, коллекционера искусства Рауля Ла Роша; вилла была построена в 1922 году, тогда же, когда Лоос перебрался в Париж. Дом № 8–10 в сквере доктора Бланша – частный или общественный? Это дом или экспонат, архив или библиотека, художественная галерея или музей? Дилемма была заложена в самом техническом задании: у Ла Роша была коллекция искусства, которую он хотел разместить дома; вилла действительно заработала как «дом» для картин, и у двери появилась книга, в которой посетители должны были расписаться. Вскоре вопрос о том, за что именно они отдают свои подписи, за картины или за виллу, оказался размыт, по крайней мере для Ле Корбюзье, который советовал мадам Савой тоже положить при входе в дом «золотую книгу» (даже если она не собирается выставлять там произведения искусства): «Вот увидите, сколько ценных автографов вы соберете. Так сделал Ла Рош у себя в Отёй, и его „золотая книга“ это теперь поистине международный справочник»