Когда я уже научилась распознавать свои сны, пыталась разложить свой первый сон по полочкам. Что это было? Река моей жизни? Будущие взлеты и падения? Далекая мечта, которой я так и не смогу достичь? Трудно судить сейчас!

Во Льгове я пошла в первый класс. Школа имени Аркадия Голикова ‒ так она была названа в честь писателя Гайдара, который родился в этом городе.

Помню себя в классе за партой 1 сентября. Учительница раздала нам по карандашу и по листочку бумаги в крупную клетку и попросила написать буквы, которые мы знаем. Я нарисовала несколько огромных букв: больше не поместилось. Долго размышляла над буквой «Е», с какой стороны рисовать горизонтальные палочки. И, все-таки, нарисовала их неправильно. В то время нас не учили читать до школы. А дома я только иногда простым карандашом пыталась скопировать печатные буквы.

Самая большая проблема в школе у меня образовалась с чистописанием. Был такой отдельный урок, где учили красиво и правильно писать. Сейчас таких тетрадей нет, а тогда первые тетради для письма были в частую косую линейку. Ширина и высота этих отчерченных ромбиков соответствовала ширине и высоте буквенных элементов.

Какое же это было мучение написать ряд одинаковых элементов с определенным нажимом в прямых линиях с постепенным утончением загнутого хвостика! Железное перышко противно скрипело, чернила на нем заканчивались в самый неподходящий момент. И тогда после очередного погружения ручки в чернильницу где-нибудь на середине строчки появлялись неизбежные кляксы. Если же вдруг перышко захватывало бумажную ворсинку, и ты не успевал это заметить, то следующая буква получалась размазанной. Поэтому промокашка была просто необходима, чтобы вовремя очищать перо. А еще нужно было обязательно промокнуть страницу перед ее переворачиванием, иначе непросохшая работа отпечатывалась на противоположном листе.

Перья были разные, но самыми лучшими у нас считались золотистые перья со звездочкой. Они не всегда были в продаже; и тогда приходилось довольствоваться грубыми перышками из белого металла, которые быстро ломались.

Отдельная тема ‒ чернильница! Тогда во Льгове перед уроками учительница разливала чернила в прозрачные чернильницы, которые стояли на каждой парте. Один стеклянный стаканчик на двоих с отверстием в форме воронки стоял на самой высокой горизонтальной части парты в специально-вырезанном круглом отверстии.

Позже, уже в целинной школе, керамические белые чернильницы-непроливайки, в сшитых мамами чехольчиках, мы носили из дома по очереди с соседом по парте.

Помню, что я влюбилась в свою первую учительницу с первого взгляда. Она казалась мне очень красивой с ее пышными волосами, уложенными в высокую аккуратную прическу. Но особенно мне нравилась ее бордовая юбка в складку. На перемене девочки окружали учительницу, пытались обнять. Я же стояла в сторонке; мне тоже хотелось оказаться в этой толпе, но я стеснялась. Однажды я все-таки улучила момент и, когда учительница одна проходила мимо, робко дотронулась до ее юбки. Учительница остановилась, оглянулась и погладила меня по голове.

Я успела поучаствовать в ноябрьской демонстрации. Мама накрутила несколько ярких цветов из гофрированной бумаги; и с этим букетом отправила меня в школу. Возле школы собралось много нарядных учеников с флагами, цветами и плакатами. Было так много красного цвета! Нам ‒ первоклашкам ‒ тоже раздали транспаранты: легкие проволочные ободки на длинных палочках, обтянутые голубой марлей. Внутри каждого круга был приклеен белоснежный бумажный голубь. Мы шли по улице и кричали: «Миру-мир!»