О, зачем она уехала из дома? Конечно, объяснение этому было: девочка захотела встретиться с отцом, правильно? Люди все чего-то ищут. Рыщут по свету.

Она так и видела ту, другую себя, воображаемого близнеца, прежнюю Джейни, которая слетает по лестнице на улицу, на бегу бьет ладонью о поднятую вверх ладонь дворника (эту деталь она присочинила, потому что на самом деле редко разговаривала с дворником, но та, приморская версия ее “я” постепенно обрастала такой крутизной и добротой, которыми настоящая Джейни никогда не обладала).

Сообщения от матери становились все длиннее. Она рассказывала, как росла в маленьком городке в Айове, как ее собственный отец перебрался в США подростком, как он работал в с/х, стал гражданином и поставил перед собой задачу (по большей части провальную) объединить фермеров из разных частей страны. Он уезжал на несколько месяцев, потом на несколько недель возвращался и снова уезжал, а однажды не вернулся вовсе. Ее мать работала в сельхозуправлении, говорила на английском и воспитала дочь в твердом намерении никогда не влюбляться в бродягу. Но мать Джейни сама оказалась странницей, от матери ей достался язык, а от отца – сердце и фамилия. На пятом месяце беременности, когда ей еще и девятнадцати не исполнилось, она собрала чемодан и одна доволокла его до Нью-Йорка. Она купит Джейни билет на самолет, как только та будет готова. Она сама прилетит и заберет ее. Она не хочет ее заставлять, не хочет давить на нее, но она очень любит Джейни, ужасно по ней скучает, и ей страшно жаль, что все так получилось…

Наступил июль, и комары стали настолько назойливыми, а воздух настолько влажным, что Джейни почти не выходила из квартиры. Но в замкнутом пространстве они с отцом все больше погружались в безумие. Ей было до того одиноко, что иногда казалось, будто она слышит, как мать ее зовет. Ну разве она виновата, что переспала с этим оковалком? – будто спрашивала мать. Впрочем, сделка оказалась выгодной: ей досталась Джейни.

Как-то вечером отец молчал несколько часов подряд, и Джейни чувствовала, что вот-вот взорвется. Она вышла из кухни, сложила ладони рупором у рта и завопила: “Есть кто дома?”

Он оглянулся на нее и снова перевел взгляд на телевизор.

Ее так и распирало от злости. Она схватила со стола его телефон – сначала будто бы для того, чтобы посягнуть на его личное пространство, но потом, спохватившись, что не знает пароля, – просто чтобы напугать. Подбежала к кухонной мойке, включила воду и поднесла мобильник почти к самой струе.

– А ну отдай! – заревел отец.

Он вскочил с дивана, в приступе ярости сбросил ее телефон со столика и занес над ним ногу. Оба в ужасе замерли. Она сунула мобильник под воду. Он с силой топнул.

Стационарного телефона в квартире не было, так что они остались совсем без связи.

В тот вечер он выключил телевизор, и оба неслышно скользили туда-сюда по тихим комнатам, бестелефонные и еще более одинокие в компании друг друга, чем обычно. Из-за окон доносился треск цикад, едва различимый за долгим выдохом кондиционера. Джейни сидела на диване, обхватив руками колени. Он ушел к себе в комнату и захлопнул за собой дверь.

На следующее утро Джейни все так же сидела на диване, дожидаясь его, и вот он вышел. Она потащилась за ним на кухню, издевательски приговаривая:

– Надеялся, что меня тут больше нет, да? Все никак не придумаешь, как от меня избавиться, угадала? А это потруднее, чем сбежать самому, скажи?

– Да, хотел бы я придумать, как от тебя избавиться! – наконец проговорил он, схватившись за голову. – У меня по квартире бегает дикий зверь. Может, тебе поехать домой, а?