Потому что она была теперь здесь – новая Джейни.

– Я серьезно, весь птичник, – говорила Джейни. – Массовая транспортировка кур. Изъятие небывалого масштаба.

– Ну ты сама подумай, – объясняла она. – Какой смысл во всех этих точечных изъятиях? Никто даже не замечает, что мы кого-то увозим.

– Пятьдесят человек, сто пятьдесят тысяч кур, – подсчитывала Джейни. – Мы бы справились.

– Целый птичник. Ряды пустых клеток! Представляешь, какое лицо будет у фермера?

Джейни Флорес, когда-то состоявшая в команде дискуссионного клуба и представлявшая школу на шахматных турнирах, написавшая половину выпускной работы на тему ранних речей Малкольма Икса, внучка человека, возглавлявшего забастовки против угнетения рабочих, – кое-какие навыки у нее все же были. В области риторики, убеждения, защиты гражданских прав. Ни один из этих огней в ней не погас. Она знала, что в споре необходимо думать так же, как оппонент. Что там у него в голове? Какой стиль речи ему близок? Какая аргументация сработает?

– Послушай, ну кто тут главный? – спросила Джейни. – Кто главный инспектор? Ты или они?

– Ведь ты же сама говорила, – сказала она. – Все эти куры – одно сплошное нарушение.

Чего-то не хватало. Не получалось.

– Кливленд, это должна сделать ты. Если и есть на свете человек, которому такое под силу, то этот человек – ты.

– И не смейся, я серьезно.

Она попробовала фразу из чертовых требований Союза производителей яиц, которые ей тысячу раз пришлось перечитывать.

– Фермеры, которые не прошли проверку, должны быть готовы к последствиям, правильно? И кто определяет, какими будут эти последствия?

Но и это было не то. Что же она упускала?

Девчонка просто бредит.

– Мы не террористическая организация, – говорила Кливленд. – А это – не заложники. Мы не выдвигаем никаких требований.

– Джейни, если изъять такое количество кур, это будет уже не изъятие, а промышленное птицеводство!

– Мы – и кто еще? – спрашивала Кливленд. – В сети не размещают объявлений о наборе диссидентов.

– А если бы мне нравилось представлять себе лицо фермера, я бы уже была за ним замужем.

У Кливленд тоже были кое-какие навыки. Ей не было равных в соблюдении правил и нерушимой упертости.

– Нет, Джейни, нельзя менять директивы, когда тебе заблагорассудится.

А еще – в заучивании наизусть. В этом она была просто чемпион.

– Фермы, не прошедшие проверку, разрабатывают план действий совместно с Союзом производителей яиц, – говорила Кливленд. – Инспектор не принимает участия в процессе улаживания проблем.

И все же среди прочих ее навыков было умение идти к цели, мчать на полном ходу, не оглядываясь по сторонам и не сбавляя темпа. Ей в самом деле нравилось, когда последствия соответствуют нарушениям, нравились серьезные повороты дела, широкие жесты, вечные вопросы. Ей бы в секту. Она терпеть не могла неточности, терпеть не могла, когда начальник регионального управления ее не слушает. Доводы Джейни были интересными, но неубедительными.

Джейни не осознавала, что единственным аргументом, который мог железно сработать в отношении Кливленд, была сама Джейни.

Она проснулась. Где она? За окном еще ночь, муж спит. От нее убегала какая-то мысль, а может, сон или воспоминание, и она бросилась через валуны сознания, силясь его настичь.

Выражение лица Джейни, счастливая улыбка (смотри-ка, девчонка впервые сияет!). Кливленд все-таки сделала это, вытянула из Джейни улыбку, как Оливия когда-то вытянула ее из Кливленд. Это оно, то самое лицо воздействовало на Кливленд, пока она спала. Где она его раньше видела?

Смешная девчонка, та, что ходит за ней вдоль рядов клеток, сосет сладкую газировку из гигантских бутылок, запутывается волосами в куриных лапах, орет из окна, бестолковая, недисциплинированная, вредная дочь длинноногой давно пропавшей прекрасной Оливии, эта девчонка в неуместном приступе высокомерия додумалась до такого. Оливия наверняка тоже изобрела бы нечто подобное (на этот счет Кливленд ошибалась). Как сорняк, пробивающийся из земли на рассвете, Оливия оживала. Она вообще всегда была здесь.