– Да… ай! Что ты… ой! – пытался увернуться Ульрих и, наконец, ему это удалось, когда он забился в дальний противоположный от неё угол. – Я сейчас никому ничего замерять не буду, если ты не прекратишь! Сама своими… – он запнулся, обозначая рукой район её груди. – Своими прелестями… сначала сама на меня набрасывается и за это бьёт ещё!

Монахиня снова на него замахнулась. Он угрожающе поднял указательный палец вверх:

– Не-а. Даже не думай. Серьёзно тебе говорю, выйди из кабинета. В противном случае будете меня из отпуска дожидаться. А я подумывал ещё и на больничный уйти… Теперь из вредности точно уйду!

Сестра Мерле скрипнула зубами, швырнула свиток ему на стол и вышла из каморки. Встала точно на пороге – уже не кабинет, но ещё и не коридор – и демонстративно сложила руки на груди. Мол, дальше она с места не сдвинется.

– Вот и хорошо, стой там, – удовлетворённо сказал Ульрих, вернулся к столу и убрал разрядившийся артефакт. – Так как говоришь твоё имя, фамилия?

– Эвелин… а, – произнесла я и захлопала ртом от осознания того, что весь мой план с амнезией летит в тартарары: я спалилась по полной. Потому, как не может человек, потерявший память, помнить своего имени.

– Ну? А дальше? – внимательно посмотрел на меня старик.

– Не помню… – жалобно пробормотала я.

– А из какого ты мира? Помнишь хоть что-нибудь?

– Да что ты привязался, старый болван?! – снова не выдержала сестра Мерле. – Сказано же тебе, не помнит она. Отстань от девочки! Она и так сегодня уже натерпелась.

Ульрих фыркнул и проигнорировал монахиню.

– Ладно, раз не помнишь, то и к лучшему. А то, чтобы исключить попытку возвращения домой, пришлось бы тебе стирать память. Представляешь себе лица родственников, когда странники возвращаются домой, где их уже похоронили, в чужом теле и заявляют: «Мама-папа, я вернулся»? К тому же, эта процедура очень болезненна… Да долго, хлопотно… и вообще у меня уже обед начался! В общем, ну его, это стирание памяти, без него обойдёмся.

Я с облегчением выдохнула: само мимо пронесло! Он взял со стола какой-то гладкий цилиндрический кристалл:

– Давай-ка сюда свою левую руку. Будет немного жечь, – я протянула ему требуемое. Ульрих быстро коснулся цилиндром моего левого запястья, что-то пробурчал себе под нос, и руку обожгло болью. Но неприятные ощущения быстро ушли, и на коже осталось похожее на тату почти чёрное клеймо.

– Эвалин Перри, – прочитала я вслух витиеватую вязь.

Ульрих согласно кивал головой:

– «Перри» переводится как «странник». Это стандартная фамилия для таких, как ты. Вместе с меткой на одежде у тебя будет ещё год проявляться символ, обозначающий, что ты странник. Это поможет тебе избежать неприятностей. Например, если вдруг ты нарушишь какое-нибудь негласное правило неизвестной расы.

– Это метка, наоборот, добавит девочке неприятностей, – снова подала голос Мерле. – Люди зачастую относятся к странникам с предвзятостью.

– Закон есть закон, – огрызнулся старик. – Не мне решать. Я, может быть, тоже убеждён, что проявляющаяся метка на одежде – это уже слишком. Достаточно уже фамилии, которая в некоторых районах используется в качестве ругательства…

Новая информация меня не порадовала. Только этого мне ещё не хватало!

– Ничего, дорогая, – мягко проговорила Мерле. – Выйдешь замуж, и фамилия изменится. К счастью, ты девочка, и для тебя это не навсегда.

Ну да, конечно. Только вот как раз-таки замуж я и не планировала. Всё, хватит с меня. Одного Женечки за глаза хватило. Буду жить для себя, раз шанс такой выдался. А любовь-морковь и белое платье… Нет уж, пусть у кого-нибудь другого случаются.