Стихотворчество – процесс изложения сущности совершенства посредством посредственности изъяна.
Белая ворона среди красных ворон. Чёрные кружева под рясою Ришелье.
Мухаметдинов переводит затвор Калашникова в середине июля.
Восемьдесят кругосветных дней, помноженные на двадцать тысяч подводных лье,
Выстраивают кубатуру воображения Жюля.
Отложим поиски вчерашнего дня на завтра. Сегодня – пляс.
Пустимся во все тяжкие, лёгкие заполняя – розовым газом.
Микроскопическая мокрица пощёлкивает хитиновым каркасом, глазом
Охватывая Вселенную магазина сыров и колбас.
Сисястые девы висят на крюках, истекая кровью на мрамор пола.
Брадатые братья о пилах и топорах ловятся в сети недремлющего Интерпола.
Семь сороков Сумарокова, суммируясь, преобразуются в 280 учётных единиц.
Альсан Сергеич, пред тем, как Вы сделали Тредиаковского, я падаю ниц.
Абиссинское танго
Пистолет-пулемёт поплёвывает пулями в парадонтозное пространство.
Серпантин дорог извинительно рассыпается перед местоблюстительским ли́мо.
Девочка Маша, цыкая сквозь нехватку зуба, наблюдает за тенью по имени Иерони́мо.
Левая рука деда Василия ревнует к правой руке, укоряя за блядство.
Сиамские близнецы братья Гогошины, изобретшие двойственность духа,
Накладывают отпечаток на подрастающее поколение деревьев и трав.
Органы стука внимательно прислушиваются к сообщениям органов слуха,
После танцуют с арестованным танго и жарко шепчут на ухо «Let’s make love».
Диск-жокей готовит историю Вселенной, посыпая солью дорожку иглы.
С пластинкой разделавшись, кидает в чёрный квадрат Малевича.
«Вот он весь я, суть есмь Андрей Иваныч, сын Ивана Андреича», —
Татуирует Андрей Иваныч китайскими иероглифами на коже своей мускулистой икры.
Лики двужопых чудовищ обступают Чапаева со всех мыслимых сторон.
Поэт Лизоблюдов выковыривает червя из глазного яблока мёртвого матадора.
Смазливый мальчик выходит из метафизического состояния Лаокоон
И загибает салазки обладателю в свете луны флюоресцирующего луидора.
Лом
Белый дождь
чёрный снег
сладкий яд
белый дом
серый лёд
розовый лом…
мы вдвоём
ты и я
яркие картины бытия
сон с весломммм…
Синий плед
тонкий лёд
белый шар
первый шаг
чёрный зонт
терпкий привкус на кончике языка
жизнь так бесконечно коротка…
из тени на свет
вы-сту-па-ет
налысо бритый ареопаг
Лето пот соль и пляж
томный взгляд, прядь волос
на волосок
полоски, плоские ступни, травяной колосок
щекочет ухо
я гляжу, ты идёшь
и под тобой
скри-пит по-то-лок,
лиловый архипелаг.
Белый дождь
ест чёрный песок, что ржа
белый бурнус
пробует синюю птицу
на вкус —
распотрошив, припечатай.
Сушь и гладь, летний зной
как на дрожжах, в поле восходит рожь
в доме звучит джаззз
И, похмельно дрожа,
фиолетовую нитку наматывает на ус
немой
соглядатай
Sala Bim
Додетабуизировавшись до полной детабуизации,
О чём остаётся петь, глоссолалией, гимны?
Разгерметизировавшись до полной разгерметизации,
Скрыпеть ли о том, что капли мочи вокруг унитаза нелегитимны?
Sassala bim откроет мне двери в пространства супратональных фиксаций.
Демонологический изыск чудака на букву М взорвёт структуры звезды на букву Пи.
Владимир заученными жестами препарирует нимфетку среди инсектарных классификаций.
Юдифь, отведав магических сусел, блюёт на пол шумерскими символами и рвётся с цепи.
В моём мире правит закон мифа.
Драма танцует пред ним в ореоле павлиньих перьев и огня.
Я хотел бы писать картины того, что видит военнопленный Чен, когда его мозг обволакивает олифа.
А так, остаётся лишь любоваться всякими там «Марокканцами, седлающими своего коня».
«Суть в том, что – а кто сказал, что есть суть и есть отсутствие таковой?» —
Сяк рекло Извечное Чичас, глотая коньяк в угловом баре в небезопасном районе.