– Димка, опять? – Она капризно надула губки.

– А кто утверждал, что знает питерскую прессу вдоль и поперек? – ввернул я.

– Ладно… Наверное, Пименов. Я просто не знала, что он – Николай Кузьмич. Пименов, да и только. Так его во всех редакциях называют. Личность известная.

– Ну и кто же такой этот Пименов?

– Свободный художник. – Она сделала пренебрежительную гримаску. – В штате нигде не состоит, пристраивает повсюду свои фотографии, коллажи, карикатурки – тем и живет.

– Фотографии?

– Димка, мне ску-учно…

– Что тебе известно о Пименове?

– Зануда!

– Занудой у тебя Касаев.

– Ну, по сравнению с Пименовым Касаев просто душечка. Вот Пименов – это тип! Образцовый зануда! За пять минут усыпит любого… – Она вдруг осеклась и пристально посмотрела на меня. – Почему ты меня расспрашиваешь об этих людях?

Я привлек ее к себе и нежно поцеловал.

– Помнится, я говорил тебе, что мне надо организовать рекламную кампанию моей фирмы.

– Ну да! – Она прижалась всем телом ко мне. – Я даже помню, как ты обещал поручить это дело мне.

– Видишь ли, милая… Выяснилось, что оно сопряжено с массой хлопот. А я не хотел бы утруждать тебя занудными заботами. Пусть ими займутся другие. Но об этих других, дабы они не подвели, я должен иметь достоверную информацию. За нее ты и получишь свои комиссионные, и весьма щедрые, гарантирую. Тебя это устраивает?

– А кроме комиссионных? – Она грациозно устроилась у меня на коленях.

– Мою пылкую признательность!

…Когда Алевтина уснула (как я предполагал, ненадолго), я прошел на кухню, закрыв за собой все двери, и набрал московский номер. Думаю, Алевтина не понесет серьезных финансовых убытков. Контрольный звонок! По крайней мере раз в сутки я обязан выходить на Старика.

Он, как всегда, снял трубку после второго гудка.

– Приветствую, на проводе Питер!

– Здорово! Какие новости?

– Все идет по плану. Сегодня имел плотную встречу.

– Проблемы есть?

– Мелкие.

– Помощь нужна?

– Думаю, пора подключать нашего питерского друга.

– Давай, он предупрежден и ждет.

– Тогда до завтра.

– Бывай!

Ну вот. За содеянное я отчитался. Кажется, нынче я ублажил всех. Теперь самое время поработать на себя.

Я предпринял самый тщательный осмотр квартиры. Собственно, что здесь осматривать: комната, прихожая, коридор, кухня, совмещенный санузел, крохотный балкончик… Иголку здесь, конечно, можно спрятать. А вот более объемный предмет – проблематично.

Наконец мое внимание привлекли грубоватые самодельные антресоли в прихожей, устроенные над входной дверью. Очевидно, «произведение» одного из бывших поклонников Алевтины.

Я принес с кухни табуретку и, взгромоздившись на нее, открыл дверцу. Внутри царил полнейший бедлам. В общую кучу были свалены вещи, которые годами скапливаются в любой квартире: старая обувь, тряпки, картонки, пожелтевшие журналы… На всем лежал толстый слой пыли – видимо, Алевтина не имела привычки заглядывать сюда.

Я приметил, что к боковой стенке прислонено несколько листов толстой фанеры, оставшейся, должно быть, после сколачивания антресолей.

Хм! Если один из этих листов прибить к стене и предварительно сунуть за него тоненький пакет, то эту схоронку вряд ли обнаружат даже при генеральной уборке.

Алевтина, несомненно, оскорбилась бы по-женски, узнай, что я закрутил с ней роман главным образом для того, чтобы иметь в Питере надежный тайник. Но ей об этом знать не обязательно. Впрочем, я не жалею о нашем сближении…

Не зажигая света, я долго стоял у кухонного окна и курил. Глухая ночь. Половина фонарей вдоль проспекта погасла. Накрапывает мелкий дождь. Темные дома словно затаились, тревожно дожидаясь рассвета.