– И что? Где прятался?
– Ясное дело где – под юбкой.
– Врешь…
– Да ни разу!
– Врешь!
– Может и вру, но это еще не значит, что говорю неправду.
– Что?!
Ашаяти задумалась над словами музыканта, потом сказала:
– Чушь какая-то. Разбушевались фантазии…
– Ничего себе фантазии! Век бы мне таких фантазий не снилось! Думаешь так просто у какой-нибудь циркачки между ног болтаться? Она через всю сцену как сиганет в одну сторону, в другую, а ты там на карачках, весь потный, ноги ломит, спина болит, не видно ничего, ползешь и играешь, ползешь и играешь. А потом она разом прижмется всеми своими телесами необъятными к какому-нибудь франту, лобызается с ним на глазах у публики и так, и эдак. А ты что же? Знаешь? У нее между ног… А где, по-твоему, в этот миг франтово хозяйство приходится? Не хочу говорить и смущать, но прям в нос тебе тычется, прям болтается, как будто напасть хочет. А ты играй себе что-нибудь лирическое, покрасивее… Пока перед тобой это страшилище мечется самым романтическим образом!
Сардан замолчал, стиснул зубы. Бесчувственная Ашаяти позади захихикала, потирая свои клинки друг о друга.
Позже, когда солнце подплывало к разморенному горизонту, они взобрались на взгорье, откуда видна была вся долина с беспорядочно заросшими, давно не видевшими плуга полями, где среди серого, потускневшего к концу осени бурьяна кое-где возились темные, равнодушные к холодам птицы, а в стороне пробежал на двух ногах заяц с огромными когтями.
Сардан остановился – он перестал слышать шаги своей спутницы. Обернулся. Ашаяти осталась позади, стояла у дороги и смотрела куда-то вдаль. Внизу, у пересохшего ручейка, виднелись маленькие черные домики, пустые, одинокие, с затянувшимися травой крышами. Деревню потихоньку пожирал лес, молоденькие сосенки росли уже прямо на дорогах, ветки других лезли из пустых окон. Там давно никто не жил. Сардан подошел к Ашаяти.
– Что там? – спросил он.
– Ничего, – поспешно ответила она и нахмурилась.
– Знакомые места?
Она долго не отзывалась, потом стремительно сорвалась с места и, нахохлившись, сдвинув сердито брови, скорым шагом зашагала дальше по дороге.
– Там, за этим селением, – сказала она, – дальше по течению реки была моя деревня.
Сардан подумал, что тоненький ручеек, огибавший деревню, с натяжкой можно было назвать рекой.
– Хочешь туда заглянуть? – спросил музыкант, посматривая в угрюмое лицо своей спутницы.
Она фыркнула и насупилась еще больше.
– Там уже давно никого нет, – сказала она, долго молчала и несколько позже добавила шепотом: – Одни кости остались на дорогах валяться.
Сардан попытался разговорить девушку, расспросить о ее прошлом, но она зыркнула на него разок исподлобья так злобно, будто хотела одним взглядом разрезать его кусков на пятьдесят, поэтому с вопросами было решено повременить.
Когда они добрались до леса, солнце совсем спряталось за горизонтом, оставив на небе малиновые следы. Вскоре среди россыпи звезд показалась убывающая Саяни – большая золотая луна, отбрасывавшая на землю бледно-желтые лучи. Следом за ней плыла маленькая красная Руни, а чуть в стороне, как обиженный ребенок, – лазурный серп Инашани, еще меньше остальных. Множество других, совсем крошечных спутников сопровождало эти три луны, но разглядеть их невооруженным глазом среди звездного сияния было непросто, и только цветные – сиреневые, серебристые и желтоватые отблески на небе выдавали их скопления то тут, то там. Луны прятались промеж звезд, а ученые постоянно путались, пытаясь их все пересчитать. Одни говорили, что их не меньше сотни, другие – тысячи, и каждый день появляются новые и уходят в небытие прежние.