И всё-таки остановиться я уже не могу: слишком долгий взял разбег. Скоро 30 лет как мараю, мараю бумагу. Другие в люди выбились или обзавелись геморроидальными мечтами: машина, дача, сад, огород… А я всё бегу, бегу по бумаге, никак не успокоюсь. Видно, горбатого могила исправит. Но теперь – вперёд за воображением! Прочь, друг Георгий, пошлые мысли о том, что «надо», о том, что «подошло бы». Отныне мой единственный бог – воображенье! Ура, вперёд!

А если создать себе партнёра – эдакого мудрого, доброго, такого же, как я, только всемогущего? Я же строитель и конструктор, так попробую сконструировать себе друга-бога, святого Муана, своего двойника и наставника, потому что…

Потому что крест на себе нельзя ставить никогда – это ты, Георгий, запомни всё голова гудит ручка пляшет знаки препинания куда-то вылетают… Пить надо меньше, а работать больше. Вот тебе лекарство от геморроя души. А теперь спать… Хотя…

И ещё долго в своём шатре Муан придумывал себе бога, а потом, уже во сне, разговаривал с ним и убеждал его вместе лететь на геликоптере через море, к звёздам, и вовсе это не страшно, наоборот – страшно на земле, а там всё легко и празднично, и ты растворяешься в небе, и паришь, и ты счастлив, а бог в ответ улыбался доброй улыбкой и качал головой, так что было понятно – он согласен, он тоже верит, что полёт – единственное счастье, и осталось совсем-совсем немного, чтобы отделиться от тверди и уйти…

Всё!

>АВОВ (явь)

Авов проснулся опасливо: казалось, сейчас опять обрушится на него привычная болезнь. Но нет – всё было в порядке. Правда, не хватало Анеле и такого необходимого чувства, но… «Государственный долг», – сурово подумал Авов и преисполнился сознанием собственной значимости. Однако тут же его отвлекла от забот особой важности мысль – простая, но исключительно занимательная: «Спала ли Агни одна в эту ночь; и если не одна, то с кем?» Вариантов было много, и все их Авов обстоятельно обдумал. Отпал Йегрес, потому что занимал невысокий пост, и Сироб – личность бесцветная. (Чёрт, а нужен ли он вообще? Придумал его зачем-то, а теперь он болтается без дела и даже без функции. Может, убрать его? Ладно, пока подожду) Йердна – влиятелен, Муан – интеллигент, а с ними всё бывает очень своеобразно, Анеле рассказывала. Ясав – тёмная лошадка, орешек, который в постели можно легко раскусить… Мысли Авова прервал шёпот. Стражники переговаривались тихо, но что-то было в их голосах тревожное. Авов прислушался.

– Ещё одна!

– Смотри, на вид совсем целая.

– Эй, ребята, тут в кустах ещё две… нет – три!

– Что ж такое-то?

– Мор. Вселенский мор.

Авов осторожно высунулся из шатра. Стражники сгрудились вокруг большого куста, и один из них держал в руках трёх серых птиц – мёртвых. У самого шатра Авов увидел ещё одно съёжившееся неживое тельце пичуги. Он ни о чём не размышлял, но животом почувствовал, что дело плохо. Из-за деревьев появился ещё один стражник. Он нёс пику и штук двадцать мелких птах, наколотых на неё. Стражник бодро окликнул своих товарищей и, выставив вперёд пику, с гордостью крикнул:

– Неплохой намечается завтрак!

Стражник был туповат.

>ЯСАВ (явь)

…Ночью Ясав проснулся от тишины. Он часто по службе выезжал в глухие районы Родни и хорошо знал лесные ночи, полные звона кузнечиков или цикад, шороха змей и мышей, клёкота ночных птиц, трепета листьев под ветром. Он привык к этому. А сейчас вдруг все звуки исчезли: настала такая тишина, что Ясаву показалось, будто он оглох, и он поспешно щёлкнул пальцем по материи шатра. Нет, с его слухом всё было в порядке, а вот лес… Лес замолчал, и оттого не спалось Ясаву до самого рассвета, и странные мысли тревожили его, и когда сон почти овладел им, то на грани уходящей яви Ясав увидел мёртвые стада оленей на голых глинистых полях, где не взошла трава, и землю, покрытую серым пухом умерших птиц, и – уже окончательно погрузившись в сон – он увидел буреломы рухнувших лесов и обнажившееся дно пересохших рек и – почему-то – разверзнувшуюся землю, которую, будто при землетрясении, делили, резали, рвали овраги, возникающие прямо на глазах…