Обращаясь к нему, она наклонялась, ее губы почти касались его щеки, дыхание пахло сигаретами и лакрицей, к этому примешивался запах дешевых духов и мускусная теплота женского тела.

Были и другие встречи по вечерам в пятницу – большие шумные собрания. Сотни белых шахтеров набиваются в зал Фордсбургского дома профсоюзов, большинство уже хлебнули дешевого алкоголя, все говорят громко, нечленораздельно и ищут столкновений. Выступающие раззадоривают толпу, и она ревет; иногда кое-кто из слушателей поднимается на стул и стоит, покачиваясь, выкрикивая бессмысленные лозунги, пока смеющиеся товарищи не стянут его.

Одним из самых популярных ораторов на таких собраниях был Фергюс Макдональд. Он умел десятками приемов взбудоражить аудиторию, он добирался до самых глубинных, тайных страхов слушателей и вытаскивал их наружу, так что слушатели вопили в страхе и восторге.

– Знаете, что задумали хозяева, что они собираются делать? Первым делом они разделят работу каждого из нас на отдельные операции.

Громовой ужасный рев, от которого дрожат стекла в рамах. Фергюс стоит на сцене, отбросив со лба редкие светлые волосы, и улыбается; дожидается, пока гул затихнет.

– Профессию, которой вы учились много лет, они разделят натрое, и вашу работу станут делать трое необученных, которые всего год изучали свою часть операции. А платить им будут десятую долю того, что платят вам.

Громовой рев:

– Нет!

И Фергюс в ответ бросает:

– Да! – кричит он. – Да! Да! И снова да! Вот что удумали хозяева. Но это еще не все. Они собираются заменить вас черными. Черные отберут у вас работу, черные будут надрываться за гроши, на которые вам не прожить.

Теперь все кричат, обезумев от гнева, страшного гнева, которому не на чем сосредоточиться.

– А ваши дети? Вы согласны кормить их отбросами? Ваши жены будут ходить в рванье! Вот что произойдет, когда черные займут ваши места.

– Нет! – ревут слушатели. – Нет!

– Рабочие мира, – кричит Фергюс, – рабочие мира, объединяйтесь и сохраните свою страну белой!

Рев, аплодисменты, ритмичный топот ног по деревянному полу – все это длится десять минут, а Фергюс тем временем расхаживает по сцене, сжимая руки над головой, как боец-чемпион. И когда шум стихает, он отбрасывает со лба волосы и запевает «Красный флаг».

Весь зал вскакивает и поет революционную песню:

Марк шел домой с Фергюсом Макдональдом; вечер был морозным, и их дыхание в свете уличных фонарей напоминало страусовые перья. Хелен шла между мужчинами – маленькая изящная фигурка в черном пальто с кроличьим воротником, на голове вязаная шапка.

Она взяла обоих под руки, казалось бы, бесстрастным дружеским жестом, но ее пальцы тревожили, надавливая на твердые мышцы предплечья Марка, и иногда, догоняя широко шагавших мужчин, она касалась Марка бедром.

– Послушай, Фергюс, то, что ты говорил в зале, глупость, – нарушил молчание Марк, когда они повернули на улицу, ведущую к дому. – Нельзя одновременно объединить рабочих и сохранить страну белой.

Фергюс довольно усмехнулся.

– Ты умный парень, товарищ Марк.

– Нет, я серьезно. Гарри Фишер говорит совсем другое.

– Конечно, парень. Сегодня я давал свиньям помои. Нам нужно, чтобы они обезумели, предстоит кровавая работа, нужно все разрушить. – Он остановился и через голову женщины посмотрел на Марка. – Нам нужно пушечное мясо, парень, много такого мяса.

– Значит, на самом деле будет не так? – спросил Марк.

– Конечно нет, парень. Мы создадим прекрасный новый мир. Все равны, все счастливы, ни хозяев, ни угнетенных.