Тая их совсем почти не знала, этот «Г» – класс футболистов, хотя учились все на одной с ней параллели.

Одни мальчики. Спортивный класс. На переменах увидеть их было невозможно: футболисты узурпировали право занимать спортзал и играть там в мини-футбол, безбожно опаздывая на уроки. Бесконечные жалобы учителей на опоздания гэшек Фюрер игнорировал: понимал, что если лишить чуму в гетрах спортивной площадки, в футбольное поле превратятся школьные коридоры, а в мяч – любые окружающие предметы, и тогда… Ясно без слов.

Класс, конечно, по школьным меркам, маленький – двадцать пять человек, и школа не задавалась целью набрать только мальчиков. Можно было и девочек, просто никто из родителей не решился отдать в «Г» свою дочку. Да и сами девочки желанием не горели.

Так и остались футболисты одни. Классным руководителем оказалась Галина Петровна и, надо сказать, держала ребят в чёрном теле. Она знала секрет: активным здоровым пацанам ни в коем случае нельзя давать ни секунды передыху. Поэтому на переменах они играли в футбол, после уроков бесконечно драили класс или «что там ещё помыть нужно», а если выпадал свободный урок, таскали парты, какие-то доски и «что там ещё перетащить нужно», чем завоевали стойкое расположение школьного завхоза.

– Только, – предупреждала его Галина Петровна, – одно условие: дал задание – стой рядом, наблюдай за процессом. Контроль. Никаких отлучек!.. Иначе… Вон, Юрь-Палыч, на трудах своих. На одну минуту за веником в коридор вышел. А эти дураки взяли – все стамески через фрамугу на улицу перекидали – и стоят, не знают, что дальше делать. Зачем? Нет ответа. Стоят, вздыхают, с ноги на ногу переминаются. Так что сами понимаете.

…Пока футболисты забрасывали землёй и строительным мусором широкую траншею перед гаражом, девчонки вовсю веселились. Они уже знали всех по именам, разглядывали их вспотевшие, перемазанные землёй лица, перешёптывались. В общем, занятие пошло практически насмарку. Их тренер не мог дождаться, когда эти окаянные работы закончатся.

Пацаны работали быстро и слаженно, не обращая ни на кого внимания. А может, только делали вид. И не стоила бы эта история выеденного яйца, если бы не произошло крошечное событие, положившее начало цепочке других, которые…

Как раз к окончанию девчачьей тренировки траншея была успешно зарыта. В драных трениках и грязных футболках с растянутыми воротами «строители» вышли из-за гаража и вдруг вразнобой стали исполнять какой-то диковинный танец под одну только ими слышимую музыку, видимо отмечая долгожданное окончание рабства.

Минц, присев на корточки, пилил гусиной походкой, изредка выбрасывая вперёд тощие ноги; Жорка Собачников, отклячив зад и согнув колени, – тыц-тыц, – ритмично дёргал головой взад-вперёд, в такт двигая выставленными перед собой указательными пальцами; Колбасьев, прижав к себе ворох лопат, кружился в ритме вальса – раз-два-три, – одновременно выделывая ногами странные движения, напоминающие танцевальное па «голубцы» из украинской пляски гопак. Калдохин двигался червяком – падал на землю на вытянутые руки, скользил пузом по чахлой стадионной траве, вскакивал на ноги, падал опять и повторял всё по новой.

Девчонки так хохотали, что Лариска поперхнулась леденцом, а Тая села мимо скамейки.

Она лежала на земле на боку, задохнувшись от неожиданности, как вдруг увидела над собой склонённое лицо и дружески протянутую руку. А ещё – весёлые серые глаза и милую открытую улыбку. Тая несмело вложила в протянутую ладонь свою, и мальчик помог ей подняться. А потом ещё раз улыбнулся, повернулся спиной и зашагал к ватаге футболистов. Худенький, стройный, словно натянутая струна.