– Туги – душители человеческих пороков, – вслух прочитал Ляпин название книги.

Иллюстрация была подобрана соответствующая: на всю обложку было крупно изображено безобразно перекошенное лицо человека. Его глаза, испещренные кровянистой сеткой капилляров, были вытаращены из орбит. Из неестественно широко распахнутого рта вываливался распухший язык лилового цвета. А под подбородком, на сдавленном горле, алел скрученный в толстый жгут обрез грубой красной материи. Такое лицо могло быть только у жертвы душителя.

Косой луч солнечного света от окна играл на глянцевой обложке, оживляя это ужасное лицо. Ляпин взял с тумбочки старые отцовские очки с круглыми стеклышками и, нацепив их на нос, направился к мягкому креслу у окна, намереваясь вновь обратиться к полезной книжке в непростой жизненной ситуации. Из всех прочитанных за последнее время книг, а чтению Ляпин уделял большую часть свободного времени, эта монография профессора Гарвардского университета Джефферсона Дэвила произвела на него неизгладимое впечатление, настолько сильное, что он перечитал ее дважды и даже, пользуясь простым карандашом, отметил в ней все ключевые места. Если совсем кратко и в общих чертах, то на ее страницах высказывалась пускай и не новая, но достаточно радикальная идея о возможности победы над злом насилием.

Удобно расположившись в своем любимом кресле, Ляпин наконец почувствовал, что нервное напряжение спало. Он открыл книгу на самом заломленном развороте и стал про себя читать отмеченный ранее фрагмент текста: «Традиционное общество колониальной Индии, находящийся под управлением британской короны, быстро переняло "культуру" островитян; алчность, зависть, корысть, похоть, подлость, жестокость поселились в душах людей. Люди перестали различать добро и зло. Общество порока, как с горечью называли сами себя жители тогдашней Калькутты, было с неизбежностью обречено на появление в нем такого жуткого явления, как секта душителей. Только страх быть принесенным в жертву кровавой богине смерти и разрушения Кали за свои грехи мог наставить человека на путь истинный», утверждал Дэвил.

Ляпин на минуту оторвал взгляд от книги и по-стариковски вздохнул:

– Э-хе-хе, ничего-то и не изменилось с тех пор… один только страх и способен заставить подлеца-человека не жарить шашлык под соседскими окнами.

Он перелистал несколько страниц, бегло просматривая их глазами, пока не наткнулся на другой абзац, помеченный фигурной скобкой и знаком восклицания напротив нее: «…Уравновешивая зло спонтанное и хаотичное злом осмысленным, целенаправленным, достигался баланс сил добра и зла. Вследствие исполнения каждого отдельного ритуала не только джива получала очищение, жертва так же становилась искупительной для самого туга, исправляющей его собственную карму».

Слюнявя палец, Ляпин перелистал еще несколько десятков страниц, на которых Дэвил приводил отрывки священных текстов тугов, оставленных их идейным вдохновителем Моммахоном Хинду. Проповеди Хинду были буквально пропитаны его необыкновенной силой духа, уверенностью в своей правоте. Круша темные предрассудки оппонентов, разбивая вдребезги логические построения их доводов, опровергая лицемерную фальшь псевдоморалистов, Хинду всякий раз утверждал одно: неверно противопоставлять злу добро, зло способно искоренить само себя.

Наконец Ляпин нашел нужную страницу и перечитал отмеченный фрагмент текста, будто служащий кульминацией всей книги: «К несчастью, лорд Бентинк не смог постичь глубинного смысла этого важного социального явления, и, с полным истреблением тугов к концу XIX века, традиционное общество Индии вновь вернулось к прежнему состоянию, а в последствии британская корона и вовсе поплатилась кровавым сипайским восстанием».