– Двести басков! – ляпнул Паша, чтоб отвязались.

– Ништяк! – заорали братки. – Берем!

Пришлось уступить. Зеленые купюры все решили.

Между тем, чувство того, что надвигается какая-то неприятность, надвигалось. Но об этом чуть дальше…

Не получилось с белугой, но душе так хотелось праздника. На небе как раз зарождались звезды. Вышли в море, бросили якорь, сервировали столик на юте «Romeo» – пару бутылок водки, закусь, гитара…. Над морской гладью висела тишина.

Очень хорош был этот вечер – штиль, огни берега и темнеющее в бесконечность море. Зазвучала гитара, и парни по-русски спели русскую песню:

Изгиб гитары жёлтый ты обнимаешь нежно,

Струна осколком эха пронзит высь,

Качнется купол неба, большой и звёздно-снежный,

Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

Чудесный летний вечер на тихой морской глади без качки укачал ребят. Кровь в жилах стала горячей, чувства обострились. Теперь жди приключений!

То, чем они занимаются сейчас незаконно, и можно ожидать репрессий от властей. А ещё американцев надо учесть – их самолет…. И это напрягало не только на трезвую голову.

– Если поймают, – советовал Паша, – застрелись. Стреляй прямо в жопу, чтобы мозги вынесло.

Пошел в туалет отлить – споткнулся, упал и заорал:

– А пошли они нах…!

– И тебе удачи, – пожелал Сергей.

Вот разговариваешь с человеком, пьешь водку с ним из одной бутылки, ешь тушёнку одной ложкой и никогда не знаешь, на что он способен.

Паша вдруг захотел сквозняку. Выбрал якорь, запустил двигатель и стал за штурвал, разгоняя волну. При этом отчаянно напевал (если вопли эти можно назвать пением):

Наш паровоз летит, колеса гнутые.

А нам всё по херу, мы е..нутые…

Разгоняя свою шаланду до предельной скорости (десять узлов), орал во всю глотку неведомо кому:

– Живым не возьмете меня, суки!

Серега зашел к нему в рубку с двумя стаканами водки.

– Вот так погибает спецназ!

Да-а, боевой азарт – страшная штука!

Парни орали, и над гладью моря долеко разнеслись их пьяные крики, лишённые какой-либо изысканности и литературной направленности. Но на душе от них становилось светло и радостно.

Сам Паша про себя рассказывал, что учителя в школе про него говорили – оторвать и выбросить, а потом ещё и прикопать, чтобы не вылезло.

А теперешняя ситуация напоминала другую присказку – дай дураку хер стеклянный, он и его разобьет, и руки порежет.

Потом они заглушили двигатель и бросили якорь.

Паше захотелось на дно морское:

– Спрыгну на удачу – точно повезет.

Надел маску аквалангиста, привязал к талии фал, фонарь подводный взял в руку и прыгнул за борт. И пропал. Пока Серега не сообразил, что столько без воздуха невозможно жить. Когда вытащил друга на палубу, он уже был без сознания. Положил его животом на скамейку, сам разулся и встал ногами на спину. Легонько попрыгал – Паша ожил: начал кашлять, блевать морской водой. Его жуть как трясло.

Сергей закурил:

– Очнулся, существо?

Паша в очередной раз блеванул, потом сел на скамью. Сказал с обидой:

– Ты вспомни, как я тебя откачивал, когда волной о борт садануло.

– Не протрезвел – может, по маленькой замахнем?

Паша тихо сидел и печалился, думая о чем-то скорбном. Взял стакан и выдал тост:

– Эх, покатилась жизнь моряцкая на глубину! Выпьем за что, чтобы число погружений на дно морское равнялось количеству поднятий на палубу.

Чокнулись, выпили.

После этого стакана сознание у Сереги отключилось. Ему казалось, что этот баркас, море и поиски на дно упавшего самолета были всегда. Не было иной жизни – детства, школы, универа, службы в спецназе, столичной жизни и девушки по имени Иннеса…. Не было никогда ничего, кроме этого «Romeo», моря и сереющего на востоке неба…